Мозг отправьте по адресу...

Ряд его формул и схем носит пока как бы неоправданный характер, но возможно, что наука их в дальнейшем примет. Его работы по ритму являются сейчас полемическими, хотя частности из его работы в этой области приемлются литературоведами.

В Андрее Белом были несомненно задатки, элементы гениальности.

Как передают по слухам, разрыв с Асей Тургеневой произошел по той причине, что Б.Н. сознательно воздерживался от полового общения с целью сублимации энергии в творческую деятельность. [501]

Эдуард Багрицкий

Предварительные заметки

16 февраля 1934 года умер Эдуард Багрицкий. Вскоре появились мемуары друзей, были напечатаны некоторые материалы из архива, подготовлено научное издание стихов. Критики с пристрастием разобрались, насколько его жизнь и творчество соответствуют канонам советской идеологии. Потом пришло время литературоведческих статей, монографий, диссертаций. Багрицкий занял почетное место в истории отечественной словесности, вошел в учебники и программы, его тщательно изучали, о нем много писали.

Легенда о Багрицком стала складываться еще при его жизни. После смерти легенда упрочилась: нищая, но веселая, безбытная и бесшабашная одесская юность, партизанское прошлое… Создавался образ поэта-мечтателя, задыхавшегося в гнетущем мире мещанства, рвущегося к природе и к свободе и нашедшего себя и свой голос в стихии революционных преобразований. Поэт Николай Дементьев дал Багрицкому такую характеристику: «романтики старой мечтатель и бард». [502] Его называли то Франсуа Вийоном из Одессы, то Денисом Давыдовым гражданской войны… Было и много других определений, не менее ярких и красивых. Но за частоколом поэтических сравнений и штампов переставала просвечивать личность Багрицкого, сложная, противоречивая, но единственная и неповторимая. Не случайно уже в 1935 году против легенды о Багрицком ополчился Н.И. Харджиев, известный знаток культуры 20–30-х годов, тесно общавшийся с семьей поэта еще со времени жизни в Одессе и разбиравший его архив после смерти. «Живой Эдуард был чрезвычайно мало похож на канонизированное ими чучело, – говорится в письме Харджиева Н.В. Новицкой. – Он был ленив, лжив и притом самый неверный друг в мире. <…> Это был самый неисправимый эклектик, но его юмор и неистовая любовь к стихам заставляли ему прощать многое». [503]

В материалах, собранных Г.И. Поляковым, образ Багрицкого предстает именно в неканонизированном варианте. Он создан прежде всего на основе устных рассказов – «бесед» с родственниками, друзьями и знакомыми поэта. Их имена закодированы. Однако среди страниц текста, к счастью, оказался написанный от руки листочек, своеобразный «ключ-дешифратор», позволяющий определить круг опрошенных лиц. Чтобы не нарушать жанровое своеобразие исследования, мы не стали вносить фамилии в текст, оставив буквенные обозначения «персонажей».

Под кодом “А” фигурирует жена Багрицкого Лидия Густавовна, урожденная Суок (1896–1969). Под литерами “Д” и “Ж” скрыты две другие сестры Суок, соответственно Ольга Густавовна (1899–1978), жена Ю.К. Олеши, и Серафима Густавовна (1902–1982), бывшая также одно время женой Олеши, но в 1922 г. вышедшая замуж за В.И. Нарбута. [504] Сам поэт и политработник Владимир Иванович Нарбут (1887–1944) обозначен буквой “Е”. В 1920 году в Одессе он занимал ответственный пост главы ЮгРОСТА (Южного отделения Всеукраинского бюро Российского телеграфного агентства). Он и привлек к активной работе в ЮгРОСТА литературно-художественную молодежь. Нашел себе там занятие и Багрицкий. Состоявшийся в 1922 году перевод В.И. Нарбута в Москву, в отдел печати ЦК РКП(б), открыл дорогу в столицу его одесским подчиненным, в том числе Багрицкому.

Из писателей, начинавших вместе с Багрицким свой жизненный путь и творческую биографию в Одессе, в «деле» представлены трое. Вера Михайловна Инбер (1890–1972) обозначена литерой "З"; литерой "И" – Валентин Петрович Катаев (1897–1986); литерой "Г" – Исаак Эммануилович Бабель (1894–1941). Успели опросить и адресата знаменитого стихотворения Багрицкого «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым» (1927) – поэта Николая Ивановича Дементьева (1907–1935), покончившего с собой вскоре после смерти друга: буква "К".

Давали информацию также журналист Борис Борисович Скуратов (1897–1973), [505]знавший поэта еще со школьного возраста (литера "В"), и художник Михаил Арнольдович Файнзильберг, брат Ильи Ильфа. Он родился в 1896 году и умер в 1942-м в Ташкенте, в эвакуации. Вместе с Багрицким М.А. Файнзильберг служил в ЮгРОСТА, потом тоже переехал в Москву. Его показания – под литерой "Б".

Всего было опрошено десять человек. Кстати, большинство из дававших информацию для исследования активно участвовали и в формировании легенды о поэте. Стихи о Багрицком писал не только Н. Дементьев, но В. Инбер [506] и В. Нарбут. [507] В. Катаев вывел Багрицкого в рассказе «Бездельник Эдуард» (1920), создал его образ в лирической автобиграфической повести «Алмазный мой венец» (1965). И В. Катаев, и В. Инбер, и И. Бабель, и Б. Скуратов – авторы воспоминаний о Багрицком, опубликованных в сборнике под редакцией В. Нарбута. [508] Конечно, все эти люди любили Багрицкого, или уж по крайней мере ценили его. Но знали они и оборотную сторону творческой одаренности – его очень непростую натуру, отнюдь не идеальный характер и отнюдь не примерный образ жизни. Однако они не спешили делиться с широкой читающей публикой своими знаниями по причинам не только идеологическим, но и чисто этическим. Другое дело мемуары для служебного пользования. Предельная искренность и открытость информантов объясняется, наверное, тем, что им были близки идеи и цели интервьюирущего их ученого, ими двигало стремление послужить истине и свойственная эпохе вера в науку. Не случайно призывом к медикам закончил свои воспоминания И. Бабель: "Багрицкий умер 38 лет, не сделав и малой части того, что мог. В государстве нашем основан ВИЭМ – институт экспериментальной медицины. Пусть добьется он того, чтобы бессмысленные эти преступления природы не повторялись больше". [509]

Имеющаяся в нашем распоряжении машинопись представляет собой подготовительные материалы к «делу» Багрицкого. Текст датируется 1935 годом. [510] В нем содержатся разделы о наследственности, о конституциональных и других особенностях личности, «разбор некоторых моментов, имеющих отношение к творческой деятельности» и «сведения биографического характера».

Автора исследования прежде всего интересовали поведенческие модели, нравы, привычки. Отдельные неточности в датах и названиях мест службы поэта представляются нам несущественными. Кстати, и до сих пор нет ни авторитетной научной биографии Багрицкого, ни подробной летописи его жизни.

Из главы о наследственности мы приводим лишь данные о ближайших родственниках: об отце, Годеле Мошковиче Дзюбине (Дзюбане; [511] втор. пол. 1860-х – 1919?), матери, Ите Абрамовне (Осиповне) Дзюбиной (урожд. Шапиро; 1871–1939), сыне, Всеволоде Эдуардовиче Багрицком (1922–1942), поэте, погибшем в Великую Отечественную войну. Сведения о семье Багрицкого кажутся нам особенно важными, так как обычно информация о детстве и родителях поэта черпается из литературного источника – стихотворения «Происхождение» (1930), в котором Багрицкий очень экспрессивно изобразил затхлый мир еврейского мещанства.