Боги Атлантиды

Чтобы облегчить понимание мыслей Гете, я расскажу о том, как узнал о его мировоззрении.

Я стал поклонником творчества Гете со времен моей юности, когда впервые прочел «Фауста» в старом издании «Everyman's Library». Мне было 16 лет, и история ученого, угнетаемого ощущением бессмысленности жизни, поразила меня до глубины души. Хороших английских переводов Гете немного, и со временем я стал охотиться за каждой такой книгой.

Несколько лет назад мне в руки попал перевод сочинения Гете «Очерк учения о цвете», однако я не знал, стоит ли его приобретать. Мне было известно, что Гете увлекался наукой на любительском уровне, и я считал, что он оставался не более чем любителем. Тем не менее я купил книгу, поставил ее на полку и забыл о ней.

Мне следовало бы предположить, что Гете нужно доверять целиком и полностью. Например, я знал о том, что благодаря ему была открыта межчелюстная кость. Эта кость в верхней челюсти, на которой держатся резцы, есть у всех животных. В 1780-х годах знаменитый голландский анатом Петер Кампер заявил, что человек — уникальное существо, поскольку в его челюсти межчелюстной кости нет. Гете, стоявший на стороне эволюционной теории задолго до Дарвина и Ламарка, был уверен в том, что это чепуха. Изучив горы черепов животных и людей, он в конце концов обнаружил межчелюстную кость у человека, пусть эта кость и уменьшилась до шва, соединяющего две половины челюсти. Когда Гете объявил о своем открытии, Кампер и другие ученые высмеяли его как любителя. Столетием позже ученый мир решил, что Гете был прав, а Кампер ошибался.

Однако в случае с цветом, думал я, Гете попросту не мог опровергнуть существующую теорию. Всех нас учили в школе тому, что белый цвет состоит из семи цветов радуги — красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового. Ньютон доказал это, поставив простой эксперимент. Он проделал в ширме дырку, через которую проникал лучик света, и пропустил его через призму. Свет разделился на семь цветов. Убедительно, не правда ли?

Гете достал призму и решил повторить эксперимент Ньютона. Он немедленно столкнулся с аномалией. Когда Гете смотрел через призму на освещенный участок стола, стол не становился разноцветным. Он оставался белым, и только по краям были видны цвета радуги. Оказалось, что именно так обычно и бывает: цвета появляются лишь на границе или по краям чего-либо.

Гете взял лист бумаги, верхняя половина которого была белой, а нижняя — черной. Взглянув через призму на середину листа, он увидел, как на белой стороне появляются красный, оранжевый и желтый цвета. Но когда Гете сосредотачивался на черной половине, он видел там темные цвета спектра — голубой у самой границы, затем синий и фиолетовый. Порядок цветов не соответствовал тому, который наблюдается в радуге (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый), он был другим: желтый, оранжевый, красный, голубой, синий, фиолетовый. Этот порядок явно нарушал установленный Ньютоном закон.

В итоге Гете пришел к выводу, который может показаться нам странным. Если посмотреть на небо в жаркий день, оно окажется синим над головой и все более светлым по мере того, как взгляд опускается к горизонту — свет проходит через все более плотные слои атмосферы. Но если бы вы наблюдали за небом, поднимаясь в ракете, небо становилось бы все более синим и темным, пока не превратилось бы в космическую тьму.

С другой стороны, когда солнце сияет прямо над головой, оно желтое. Стоит солнцу опуститься к горизонту, как оно краснеет. Если говорить о солнечном свете, атмосфера порождает три светлых цвета: желтый, оранжевый и красный. Если говорить о темноте (или космосе), атмосфера создает три темных цвета: голубой, синий и фиолетовый.

Упрощая, Гете говорит о том, что темные цвета (голубой, синий, фиолетовый) есть просветленная темнота, а светлые цвета — желтый, оранжевый, красный — есть затемненный свет.

Когда я дошел до этого места, мне захотелось вышвырнуть книгу в окно и забыть о ее существовании. В чем, спрашивал я себя, теория Гете превосходит теорию Ньютона? Какой от нее может быть прок?

Мой друг Эдди Кэмпбелл дал мне книгу «The Wholeness of Nature: Goethe's Way of Science» («Целостность природы: наука по Гете») Генри Бортофга, ученого, наставником которого был физик Дэвид Бом. Книга показалась мне настолько сложной, что я решил, что буду читать ее несколько лет, и купил собственный экземпляр, который простоял на моей полке около года. Наконец, я приступил к чтению и вскоре понял, что эта книга — одна из самых важных в моей жизни.

Бортофт излагает новые любопытные факты. Например, он рассказывает о том, что, когда Гете изучал цвета, он закрывал глаза и представлял себе то, что наблюдал. Он пытался увидеть цвета в правильном порядке внутренним зрением до тех пор, пока уведенное не совпадало с реальностью.

Гете пользовался тем, что я описал ранее как «эйдетическое видение». С какой целью? Дадим слово Бортофту:

«Для того чтобы наблюдать явление цвета так, как наблюдал его Гете, необходимо обладать более активным зрением, нежели то, каким располагаем мы. Термин «наблюдение» предполагает некоторую бездеятельность. Мы полагаем, что наблюдать — значит попросту открыть глаза на данный феномен… Для того чтобы наблюдать явление так, как наблюдал его Гете, нам нужно смотреть так, как если бы направление взгляда было противоположным, от нас к явлению, а не наоборот. Этого можно добиться, уделяя внимание зрению; тогда мы действительно увидим то, что наблюдаем, не ограничиваясь простым зрительным впечатлением. Мы словно бы погружаемся в процесс наблюдения. Так становится возможным воспринимать качество цвета».

Ботфорт описывает, как именно Гете воссоздавал цвета в своем воображении, и поясняет: «Цель — развить орган восприятия, который способен углубить наше понимание явления…» [170]

Гете называл это «активным зрением» [171]. Я полагаю, что в нем и кроется разница между древними и современными людьми. Древний человек был куда ближе к природе, а потому обладал более активным зрением.

Погожим летним утром (часы показывали половину седьмого) я сидел в постели и читал книгу Бортофга о Гете. Внезапно я понял, о чем он пишет. Я выглянул из окна в сад, увидел деревья и кусты и решил последовать совету Гете. Я попытался посмотреть на сад, используя активное зрение.

Так я понял, что обычно, окидывая сад взглядом, я вижу его пассивно, принимаю его как должное, ощущаю, что мне знакома каждая пядь садового участка. Теперь же я постарался отбросить все мысли, все предрассудки и попросту увидеть сад как чужое владение, словно бы оно попалось мне на глаза впервые.

Я немедленно почувствовал, что растворяюсь в природе. Трава, деревья, кусты внезапно показались мне более настоящими и живыми. Более того, они словно бы говорили со мной. У меня возникло странное чувство, будто я нахожусь в компании старых друзей, будто я пришел в клуб, где ощущаю себя как дома.

Я понял также, что Гете, как и многие поэты, обладал подобным восприятием с рождения. В «Фаусте» он говорит о природе как о «живой одежде божества» [172]. Его лирические стихотворения лучатся чудесной, бескрайней витальностью, напоминающей о поздних полотнах Ван Гога («Дорога с кипарисами» и «Звездная ночь»), на которых деревья словно бы превращаются в зеленые костры, чье пламя устремлено к небу.

Хорошо известна история о том, как Гете и поэт Шиллер ушли с довольно скучной научной лекции в Йене, и Гете заметил, что обязан существовать иной способ объяснять природу: не по частям и кусочкам, но как живую реальность, с переходом от общего к частному. На что Шиллер только пожал плечами и заметил: «Это всего-навсего фантазия» [173].

Он ошибался. Для Гете это была не просто фантазия: именно такую природу он видел, когда смотрел на деревья, цветы и траву. Они казались ему живыми, как если бы природа была в каком-то смысле живым организмом.