Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изме

Идея этой книги состоит в том, что европейские страны, когда они принимали законы, защищающие занятость,и вводили все остальные вышеперечисленные меры, начинали с системы, которая уже не была настолько хорошей, как в странах с относительно современно-капиталистической экономикой, и, конечно, не превосходила последнюю. Различия в глубинной институциональной структуре, как и существенные различия в экономической культуре между относительно корпоративистскими и современно-капиталистическими экономиками — вот что в основном отвечает за расхождение между их уровнями динамизма и, следовательно, за разницу в удовлетворенности трудом: корпоративистские экономики не могут добиться достаточной удовлетворенности трудом, и главная причина в том, что они не в состоянии выработать полноценные современные капиталистические институты, а также современную культуру, которые так нужны для высокого экономического динамизма. Это резко расходится с содержащейся в большинстве экономических исследований позицией, будто те страны, которым довелось стать корпоративистскими, введя законы по защите занятости, высокий налог на добавленную стоимость и все остальное, попросту вставили палки в колеса своих в остальных отношениях совершенно замечательных экономических систем. Этот взгляд, проповедуемый академическими экономистами от Чикаго до Массачусетского технологического института, является центральной догмой неолиберализма, с точки зрения которого стоит только запретить государству и агентам рынка уклоняться от конкурентных, или рыночных, цен и ставок заработной платы, и экономическая эффективность сразу же достигнет высокого уровня. Вполне убедительным и даже правдоподобным представляется тезис, будто устранения вмешательства в конкуренцию будет достаточно для удовлетворительного уровня эффективности, что как раз и утверждали (правда, с разными оговорками) экономисты начиная с Адама Смита, но лишь в те времена, когда эффективность — пусть даже наилучшая из всех возможных — сводилась к производительности и рабочим местам. Однако в современную эпоху этих неолиберальных институтов недостаточно. С тех пор как были посеяны новые идеи современности, которые расцвели в первых современных экономиках с их способностью к эндогенным инновациям, та или иная страна уже не может обладать высокой экономической эффективностью без значительного экономического динамизма. И в то же время она не может обладать значительным динамизмом без институтов и экономической культуры, которая поддерживает изобретателей новых коммерческих идей, упрощает предпринимателям разработку этих новых идей, позволяет работникам наниматься на длительную и сложную работу, защищает от мошенничества финансистов, желающих инвестировать в предприятия или предоставить им кредит, а также без потребителей (как и других конечных пользователей), готовых испытывать продукты, которые можно встретить на рынке. Многие из институтов, выполняющих все эти функции, то есть виртуальная инфраструктура юридически закрепленных прав и процедур, возникли в период формирования коммерческого капитализма в XVII-XVIII веках, но они также способствовали развитию инноваций.

Согласно нашему тезису, современный капитализм, постепенно развивавшийся в разных странах в XIX веке, привел к быстрому подъему новых институтов, направленных именно на усиление или упрощение инноваций, например сбалансированной системы патентов и авторских прав, а также некоторых других институтов, примирявших участников экономического процесса с высокой неопределенностью, которой сопровождается путешествие в неизведанное,— среди таких институтов можно назвать ограниченную ответственность, защиту кредиторов и собственников в случае банкротства компании, а также защиту менеджеров от судебного преследования со стороны акционеров. Точно так же некоторые элементы экономической культуры современных экономик возникли в более ранние времена, например понятие хорошей жизни появилось в Древней Греции, а современная мораль зародилась лишь на заре «современной эпохи», как ее понимает Барзен. Такова теория. Объясняет ли она в какой-то мере различия в удовлетворенности трудом? А различия в динамизме?

В опирающемся на большое число эмпирических данных исследовании Гильфи Зога и автора данной книги рассматривается роль, которую капиталистические институты играют в определении средней удовлетворенности трудом в изученных странах ОЭСР¹³. Отметим, прежде всего, что страны различаются по силе и широте институтов нескольких категорий. Судя по всему, некоторые правовые институты капиталистического типа достаточно развиты в Ирландии, Канаде, Британии и Америке, тогда как в других странах они слабее. Например, Институт Фрейзера с середины 1990-х годов составляет рейтинг большого числа стран, ранжируя их по «Правовой структуре и степени защиты прав собственности». (Балл страны соответствует значению индекса или средней величине количественных оценок институтов, относящихся к данной категории.) В 1995 году Ирландия и Канада занимали соответственно 8-е и 11-е места, а Великобритания и США — 14-е и 15-е. Внизу находились Бельгия (24-е место), Франция (25-е), Испания (26-е), Италия (108-е). В основном страны с высоким рейтингом были северными — это Финляндия (1-е место), Норвегия (2-е место), Германия (5-е место) и Голландия (6-е место) ¹⁴⁸. Однако права собственности — лишь один из институтов, которые могут помочь в объяснении различий в удовлетворенности трудом.

Ядро капитализма составляют финансовые институты трех категорий. Первая представлена индексом доступности капитала, который подсчитывается Институтом Милкена на основе оценок «широты, глубины и жизнеспособности рынков капитала». Вторая — количеством компаний, которые решили публично торговать своими акциями на специально организованных биржах, в процентах от общего числа фирм в экономике. Третьей соответствует рыночная стоимость акций, торгуемых на бирже, которая называется капитализацией рынка ценных бумаг. Ценность всех этих институтов для инноваций можно оспорить, если учесть проблемы в управлении корпорациями, выявленные в последние годы. (В следующей главе будут рассмотрены некоторые серьезные проблемы современной системы.) Однако даже весьма несовершенный институт, если он помогает одновременно новым и уже работающим фирмам получать капитал с помощью первичного размещения акций или их дополнительной эмиссии, скорее всего, будет лучше системы, в которой вообще нет публичных рынков капитала. У новых компаний, поскольку поначалу они невелики, есть некоторые ключевые преимущества в разработке радикально новых идей; тогда как компании, так и оставшиеся небольшими, которые обычно принадлежат семьям и способны продолжать свое существование, лишь вкладывая в дело свою прибыль или же набирая кредиты, а затем используя защиту по закону о банкротстве, удерживают те ресурсы, которые могли бы использоваться в инновационных предприятиях. Так что же показывают данные? Статистические исследования, представленные в упомянутой выше статье Фелпса и Зога, показывают, что недостаточная развитость (или атрофия) этих двух капиталистических институтов, освященных веками, а именно доступности капитала и публичных бирж, помогают объяснить недостаточную удовлетворенность трудом. Обществу выгодна джефферсоновская свобода открытия небольшой компании, но ему полезны и институты, позволяющие этим компаниям вырасти.

Можно ли говорить о важности различий в распространенности или качестве современных институтов, в том числе и тех, что стояли у истоков современного капитализма, также и для объяснения различий в удовлетворенности трудом? Конечно, можно, однако оценка многих таких институтов — например сбалансированного патентного права,— представляется весьма сложной задачей. Поскольку, говоря в целом, радикально новые идеи лучше всего развиваются в новых фирмах, уничтожение феодальных и меркантилистских препятствий для выхода новых фирм на рынок и формирование новых отраслей — и того и другого Америка добилась, когда получила независимость, освободившись от жесткого контроля со стороны короля Георга III,— это ключевые институциональные шаги для функционирования современного капитализма. Следовательно, теоретически институты, которые устраняют бюрократические «рогатки», могли бы объяснить высокую удовлетворенность трудом в современно-капиталистических экономиках, если бы, конечно, у нас были количественные оценки подобных институтов. Однако уровень детализации и специфическая природа многих институтов в этой сфере осложняют их количественную оценку. Поэтому стоит, возможно, привести пару красноречивых историй. Основатель eBay француз Пьер Омидьяр, выступая в 2005 году в Экс-ан-Прованс, сказал, что он не смог бы основать eBay во Франции, но не стал точно описывать, почему именно; возможно, ему было бы не так просто сделать это. Другой выдающийся предприниматель недавно сказал британскому премьер-министру Дэвиду Кэмерону, что он не смог бы открыть свой бизнес в Британии, потому что в ней отсутствуют некоторые ключевые институты.