Заветные мысли

Вот та моя заветная мысль, которой я посвящаю эту отдельную главу: о потребности строго обдуманной, особой организации для получения необходимых нам наставников. Нельзя закрывать на то глаза, что зачастую основные мысли, сюда относящиеся, имеют совершенно иное направление, т. е. говорят нередко, что наставники всякого рода должны быть прежде и главнее всего воспитаны жизнью и из нее черпать те силы, какие нужны для ее дальнейшего течения. Из-за этой самой мысли и закрыт был в свое время, в начале 60-х годов, Главный педагогический институт, назначавшийся исключительно для приготовления учителей гимназий и давший многих первых самостоятельных русских профессоров, ученых и деятелей всякого рода, начиная с Н. А. Добролюбова и Н. Н. Страхова. При закрытии этого института проводилась та мысль, что в Педагогическом институте как в закрытом учебном заведении юношество отрывается от жизни, а от учителей необходимо-де требовать, прежде всего, полного с нею знакомства, которое будто бы и доставляют открытые учебные заведения. На оборотной стороне этого начала написан консерватизм и подчинение учителей толпе. Со своей стороны я думаю, что жизнь нельзя перестраивать и улучшать, не отрываясь от нее, что сказалось даже в уединении, приписываемом не только Христу перед его открытой проповедью, но и Будде, даже Заратустре. Консерватизм – дело великое и неизбежное, но особо заботиться о нем в деле просвещения никакой нет надобности, потому что оно, прежде всего, состоит в передаче науки, а она есть свод прошлой и общепринятой мудрости, потому что люди, проникнутые наукой, неизбежно в некоторой мере консервативны по существу и им надо учиться не от толпы, не от трения в консервативном обществе, а от мудрецов, которые сами искали высших начал в уединении от толпы, в проникновении новой тайной, в отчуждении от мелочности жизненных забот хотя бы на все то время, в которое должно получиться проникновение началами, передаваемыми впоследствии другим. Всем этим я хочу сказать, во-первых, то, что закрытие Главного педагогического института было крупною ошибкою своего времени, во-вторых, что при желании иметь в стране учителей и профессоров, могущих двигать страну вперед, полезно возобновить прежний прием, т. е. вновь учредить, да не один, а несколько училищ наставников или педагогических институтов, и, в-третьих, что для их надлежащего успеха полезно по-прежнему устройство закрытых учебных заведений. Здесь надобно, конечно, прибавить ту оговорку, которая, в сущности, дальше должна во многих случаях подразумеваться, что времена переменились и многие порядки сообразно с тем должны претерпеть свои изменения. Сущность пользы от закрытого заведения сводится не только на то, что у их питомцев больше времени для занятий и углубления в науку и предстоящие жизненные отношения, чем у студентов открытых учебных заведений, но и в том, что в закрытом учебном заведении общение молодых сил неизбежно развито в гораздо большей мере, чем в открытых учебных заведениях, и гораздо больше общности и целости во всем, начиная с привычек и кончая мировоззрениями.

Сужу об этом по личному примеру, потому что сам обязан Главному педагогическому институту всем своим развитием. После первого же года вступления в него со мной приключилось кровохарканье, которое продолжалось и во все остальное время моего там пребывания. Будь я тогда стипендиатом или вообще приходящим слушателем, я бы лишен был всякой возможности удовлетворить возбужденную жажду знаний, а там все было под рукой, начиная от лекций и товарищей до библиотеки и лаборатории, время и силы не терялись на хождение в погоду, ни на заботы об обеде, платье и т. п. Нам все было дано, все было легкодоступно, и мы брали предлагаемое потому, что от наших профессоров узнавали то, где и что лучше всего следовало взять. Все дело зависело, конечно, от того направления, которое имело все учебное заведение, а оно определилось тем, что профессора его были первоклассные ученые своего времени, как Остроградский по математике, Савич по астрономии, Ленц и Купфер по физике, Брандт по зоологии, Воскресенский по химии и т. п. Остановлю внимание еще на том, что предметов или профессоров у нас было немного сравнительно с числом их в нынешних учебных заведениях и ради этого многие предметы были общими на разных факультетах до того, что естественники и математики на первых двух курсах проходили все предметы вместе, т. е. огонь в нашем очаге не тух от избытка топлива, а мог только разгораться под влиянием не только профессоров и товарищей, не только удобств для притока всего того кислорода, нужного для научного горения, который доставляли рядом со спальнями и жилыми помещениями находящиеся лаборатории в библиотеки, но и того общего направления или пыла, который установился в Главном педагогическом институте, по крайней мере, в то время, когда я сам в нем был. Мы все твердо знали, давши при вступлении личные обязательства, что будем педагогами, а потому по косточкам разбирали всю предстоящую нам жизненную обстановку и своим умом, а потому и внутренним соглашением достигли до того, что у нас, например, считалось в некотором смысле предосудительным готовиться к экзаменам, и хотя мы много работали в обычное время, в течение экзаменов все ночи напролет дулись в карты, а на тех, кто готовился к экзаменам, смотрели до некоторой степени свысока.

В этой мелочи, на мой взгляд, сказывается своеобразность мировоззрения, сложившегося в нашем закрытом учебном заведении. Припомню, что это было в середине XIX в., во времена большого формализма, начавшегося распространяться в царствование Николая I. Если я особенно настаиваю на необходимости и ныне вновь для образования учителей возвратиться к учреждению прежних, теперь почти исчезнувших закрытых высших учебных заведений, то имею в виду особую необходимость самостоятельного развития у юношей-учителей других, у них теперь еще не господствующих привычек, обычаев и воззрений, чего под влиянием ежеминутных жизненных столкновений, которым подвергается студент, живущий вне товарищей, достичь невозможно без какой-то уродливой ломки, да и то под влияниями посторонними, а не внутренними, не собственного сознания, а навеянных мыслей.

Молодежи до чрезвычайности нужно это взаимное общение для того, чтобы из нее выходил прок не только для самих их, но и для общего целого, для всей дальнейшей судьбы страны. Закрытые высшие учебные заведения прекращены у нас повсюду под влиянием неправильно понятых начал, жизненности высшего образования именно в эпоху, предшествовавшую так называемым университетским беспорядкам, и я ни одной минуты не сомневаюсь в том, что это закрытие «закрытых» высших учебных заведений служило одной из причин возникновения таких беспорядков в особенности под влиянием пресловутых «аттестатов зрелости», соединенных с поступлением в университеты бородатых юношей.

Те силы или порывы, которые нашли бы, вероятно, выражение в сложении самостоятельных воззрений и направлений, выступили, конечно, под худыми влияниями, носящимися в общежитии, в том, что слушатели высших учебных заведений стали представлять себя уже «зрелыми» членами общества и стали сходиться для суждения не о своих ближайших потребностях, не о слагающемся мировоззрении, а о том общественном, ради которого они и вступили в высшее учебное заведение как ученики и слушатели.

Не уклонюсь от того соображения, считаемого мною совершенно неверным, которое носилось в воздухе времени начала повторяемости так называемых студенческих беспорядков и очень часто высказывалось в те времена, что освободительные начала эпохи, наступившей после Севастопольской кампании, служили главнейшим внутренним поводом к началу беспорядков, так как во всем обществе произошло брожение и стали выражаться порывы того разряда, который у нас привыкли называть либерализмом.

Утверждали, что либерализм, проникший в правительство, овладел образованным обществом, а от него и университетским юношеством, которое по молодости лет и по пылкости, свойственной юности, спешило судить о том, что по своей сложности было ей не по силам. Совсем я сам так не думаю, хотя и признаю вполне передачу общественного настроения юношеству и развитие его в нем, но от этой возбужденности до беспорядков расстояние ничем логически не восполняется, потому что истинный либерализм прежде всего побуждает следовать законным путем, а не вызывает таких приемов, какие сказываются в беспорядках.