РАКЕТЫ И ЛЮДИ. Фили-Подлипки-Тюратам

Зима 1941-1942 годов, которую мы провели в Билимбае, была самой тяжелой из всех довоенных и военных зим. Вначале тяжелая физическая работа на строительстве завода при морозах до 50 градусов. Затем строительство самолета, доводки и огневые испытания двигателей. Все это – при продовольственном пайке на грани выживания. Удивительно, что в таких тяжелых условиях никто не жаловался на болезни, обычные для мирного времени. Но появились болезни, присущие войнам. Где-то под Свердловском формировались части Войска польского, и там вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Мама добровольно вошла в бригаду, которая выехала на борьбу с сыпняком. Она не убереглась, и через десять дней ее привезли в Билимбай с температурой выше сорока. Когда я прибежал в больницу, она уже никого не узнавала, ни меня, ни отца. Женщина-врач, которая ее сопровождала, рассказывала, что не один из больных сыпняком, лежавших в холодных бараках, был обязан ей жизнью. Но о собственной безопасности она совсем не думала. Когда она поняла, что заразилась, попросила быстрее доставить ее в Билимбай, чтобы успеть попрощаться с мужем и сыном. «Да вот не успели, – заплакала врач, – всего пары часов не хватило».

Мама умерла 27 марта. На похоронах главный врач говорила, что медицинские работники совершают подвиги не только на фронте, но и в тылу. «Самоотверженный труд Софьи Борисовны тому живой пример». Эта смерть была страшным ударом для отца и для меня.

Через неделю после похорон матери мы с отцом узнали о других тяжелых потерях среди родных. В Свердловске мы нашли моего двоюродного брата Менасия Альтшулера. Родные звали его Насик. Он был инженером-железнодорожником, моим ровесником. Насика с женой полуживых успели вывезти из Ленинграда по льду Ладожского озера. Он рассказал, как в Ленинграде от голода погибли его отец – профессор математики, мать – родная сестра моего отца и младший брат – мой тезка.