С думой о Земле

Изучение ледников имеет и большое научное значение. Колебания климата в истории Земли связывают с наступлением и отступлением ледников. Многие ученые задумываются над причинами великих оледенений. В 1930 году тиражом 500 экземпляров была издана книга под названием «Ледяные лишаи (новая ледниковая теория, общедоступно изложенная)». Написал ее советский моряк — капитан дальнего плавания Евгений Сергеевич Гернет, логично и просто изложивший теорию чередования ледниковых и межледниковых эпох, характерных для последнего (четвертичного) периода истории Земли. В ее основе лежит представление об автоколебаниях климата и оледенения.

Начальной причиной оледенения Земли Гернет считал внутренние процессы, происходящие в ее недрах. Они привели к поднятию и горизонтальному смещению материков, росту горных хребтов. На них и стали возникать и стекать по склонам ледники. Снег и лед, однажды появившись, способствуют все большему своему распространению и охлаждению климата. Однако этот процесс может продолжаться лишь до некоторого предела. Дело в том, что одновременно с охлаждением уменьшается содержание в воздухе водяного пара, увеличивается сухость климата, уменьшается сумма выпадающих осадков. Наступает такой момент, когда летнее таяние у края далеко выдвинувшихся на юг ледников сравнивается с питанием их выпадающим снегом, а затем превосходит их. Начинается сокращение оледенения и потепление климата.

Новизна подхода заключалась в том, что не какие-то изменения климата, вызванные некоторой внешней причиной, способствовали распространению ледников, а сами ледники в ходе своего развития изменяли климат. Считая, что нормальным состоянием Земли является ее безледное состояние с равномерно теплым климатом по всей земной поверхности, Гернет уподобляет оледенение болезни — «ледяному лишаю», «самосильно» распространяющемуся по телу планеты. Он рассматривает взаимное влияние, взаимодействие ледников, океана и морских льдов и атмосферы. Лед не следствие похолодания климата, а причина его охлаждения. Снег и лед, будучи продуктами климата, становятся факторами, влияющими на климат.

Что ожидает нас в следующем столетии, начало нового ледникового периода или глобальное потепление? Наука пока не может дать определенного ответа. Поэтому ученые так внимательно изучают поведение современных ледников, сравнивая с тем, что было в прошлом. Свой вклад в решение этой проблемы вносит и космонавтика.

Через день после проводов Ю. Малышева, Г. Стрекалова и Р. Шармы по программе мы должны были осуществить перестыковку. Этот узел требовалось освободить для приема грузовых транспортных кораблей. Готовясь к предстоящей динамической операции, попросил встречи с инструктором по транспортному кораблю Володей Афониным.

Космонавтика, как и авиация, относится к так называемым опасным профессиям, и в полете может возникнуть ситуация с риском для жизни. Выходов из нее, как правило, бывает несколько. В этот момент, может, как никогда, от человека требуются знания, опыт.

Как-то я смотрел по телевизору встречу с композитором Евгением Колмановским. Лев Лещенко спросил его тогда:

— Как стать композитором?

— Им надо прежде всего родиться, — ответил Колмановский.

Чтобы стать летчиком и космонавтом, тоже нужны в какой-то степени природные данные. Но наша деятельность сродни, пожалуй, деятельности писателя. Помните, как Лев Толстой говорил, что талант — это 99 процентов труда. Творчество, талант космонавта даются постоянным и напряженным трудом.

Существует мнение, будто в аварийной обстановке летчик или космонавт мгновенно реагирует каким-то действием. Это далеко не так. Получив информацию, он прежде всего должен подавить страх, а потом с быстротой ЭВМ перебрать в памяти возможные варианты выхода из возникшей ситуации и определить рациональный. В награду за правильное решение человек получает удовлетворение, ощущает радость победы, гордость за себя и подвластную ему технику.

По этому поводу есть замечательные строки у большого поклонника авиации А. Куприна: «…любимый и опасный труд на свежем воздухе, вечная напряженность внимания, недоступные большинству людей ощущения страшной высоты, глубины и упоительной легкости дыхания, собственная невесомость и чудовищная быстрота — все это как бы выжигает, вытравливает из души настоящего летчика обычные низменные чувства — зависть, скупость, трусость, мелочность, сварливость, хвастовство, ложь — и в ней остается чистое золото». Прекрасно сказано, не правда ли?

На встречах с трудящимися нередко еще можно услышать такие вопросы: «Опасны ли полеты в космос и насколько? Не страшно ли было выходить в открытый космос?» Конечно, опасны. Вспомните полеты Владимира Комарова, Георгия Добровольского, Владислава Волкова, Виктора Пацаева, Павла Беляева и Алексея Леонова, Василия Лазарева и Олега Макарова, других космонавтов. Несмотря на тщательную подготовку и многократные проверки, опасность и фактор риска всегда присутствуют в космическом полете. Степень риска космонавта, как показала жизнь, примерно равна степени риска летчика-испытателя. Однако тут следует внести оговорку, поскольку для длительных полетов аналогов для сравнения пока нет. Поэтому расчеты, которые провели некоторые ученые, могут быть справедливы лишь для непродолжительных космических полетов.

Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что на психологическом состоянии в значительной мере сказывается усталость. К концу полета она накапливается, и вероятность допустить ошибку возрастает. Это вызывает обратную связь: начинаешь нервничать. Мне запомнился один из таких моментов. После разговора с оператором ЦУП мне показалось, что он чего-то не договаривает. Я по характеру не люблю недомолвок, и от этого разговора остался неприятный осадок. Попросил встречи с инструктором Василием Зориным. Еще до полета мы договорились с ним не скрывать друг от друга правду. Вася, выйдя на связь, успокоил меня, закончив примерно так:

— Денисыч, это говорит усталость. Не забывай принцип Штирлица. Любой срыв в конце работы смажет впечатление от вашего труда, многие ваши заслуги.

Что касается вопроса о страхе, то могу сказать, что космонавт прежде всего человек, и ничто человеческое, как говорится, ему не чуждо. Страх, по-моему, испытывают все. Только одни подчиняют его себе, а другие подчиняются ему сами.

Еще несколько слов о психологической поддержке. Я уже упоминал об усталости, которая накапливается в процессе полета. Об этом знают корреспонденты и нередко задают такой вопрос:

— Как вы отдыхаете на орбите?

— В космос летают не для отдыха, — ответил я одному из них в последний раз.

Не изменю своего мнения по этому вопросу и сегодня. Более того, уверен, что при длительных полетах работа не дает человеку впасть в уныние от слишком медленного течения времени, от замкнутости среды обитания и оторванности от привычных земных условий. Но работа не исключает психологической разрядки. Наоборот, как показала жизнь, психологи умеют не только поднять настроение, но и повысить производительность труда. Среди средств психологической поддержки в печати чаще всего выделяют встречи с интересными людьми. Действительно, они дают хороший настрой в работе, производят большое эмоциональное впечатление. Однако на первое место в плане психологической поддержки я поставил бы встречи с семьями, близкими, почту с Земли.

Когда грузовик стыкуется со станцией, по технологии требуется еще несколько часов на всякие проверки. Эти часы наиболее утомительны. Корреспонденция, подарки лежат совсем рядом, а взять их нельзя. Письма из дома перечитывали по многу раз. Но больше всего мы ждали встреч с семьями. Их организовывали для нас почти каждую неделю. Телевидение помогло нам увидеть, что наши жены, до этого не знавшие друг друга, тоже «слетались» в экипаж. Они легко контактировали, быстро находили общий язык.

Большую радость мне и моим товарищам доставили два фильма, подготовленные специалистами Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина и присланные нам на «Прогрессе-21». Группа операторов совместно с врачом экипажа Сашей Кулевым в канун праздника 1 Мая сняла весеннюю праздничную Москву. Соловьев увидел свою родную Таганку, где родился и вырос, Атьков — свой дом у метро «Динамо», а я — Звездный. На нас смотрели и говорили добрые слова наши близкие. Какой подарок может быть лучше, какое лекарство может быть сильнее, чем то, что получили мы после четырехмесячного пребывания в космосе?