Куда идешь, человек?

Но есть ли веские доказательства, свидетельствующие о том, что биологическая природа человека далека от совершенства, или это скорее результат общих идеологических процессов нашего времени? Ведь еще совсем недавно академик И. П. Павлов, который призывал нас ничего не брать на веру, риторически провозглашал: «Разве человек не верх природы, не высшее олицетворение беспредельной природы, не осуществление ее могучих, еще не изведанных законов?» Читаешь такое и думаешь: «Человек, что и говорить, совершенство, но недостает ему, пожалуй, самоиронии…».

Не должно ли человеку хотя бы на малую дистанцию отойти от пресловутого центризма, который, как известно, носит название «антропо»?

Крупный немецкий философ XX в. Эрнст Кассирер, пожалуй, был прав, когда утверждал, что еж создает вокруг себя «ежиную реальность», а муха — «мушиную». В собственном человеческом ареале «мыслящий тростник» объявил себя уникальным творением. Однако какое содержание таит в себе эта формула? Само собой понятно, что человек не похож на панцирную черепаху; белокрылую чайку или саблезубого тигра. Но разве каждое живое существо, украшающее планету, не отличается оригинальностью, неповторимостью природного проекта? Орхидеи или роющие осы, по мысли И. И. Мечникова, не менее удивительные создания, нежели, скажем, божья коровка. Весь мир тварей отмечен печатью самобытности. Получается что-то похожее на Оруэлла: «равный среди равных…». Человек, стало быть, уникален среди уникальных…

Какая же тайна сокрыта в человеке? Действительно ли он занимает особое место в природном царстве? Что, вообще говоря, в нем необыкновенного?

Тайна заместимости

Некто Джон Мур из Калифорнии страдал тяжелой формой лейкемии, грозящей ему, как говорят жизнерадостные сатирики, летальным исходом. Но вот больной поступил в больницу при Калифорнийском университете, где доктор Дэвид Голд спас его от смерти. Однако, окрепнув после мучительной болезни, больной повел себя непредсказуемо. Он подал в суд на врача. Такой получился казус… Из-за чего тяжба?

Доктор Мур вырезал у больного желчный пузырь, разработал препарат, который помогает при лечении лейкемии и других тяжелых заболеваний. «Препарат — это хорошо, — рассудил больной, — а желчный пузырь все-таки лично мой.» Тут пришло время сказать кое-что и ответчику. И он объяснился: «Если вы выбросите тюбик с краской, а Ван Гог, подобрав его на помойке, нарисует поле цветущих маков, придет ли вам в голову предъявлять авторские права на картину?».

Хорошо сказано, не правда ли? И как изящно: поле цветущих маков. К счастью, суд проявил здравомыслие и поддержал истца, мысль которого была достаточно простой: «Тюбик тюбиком, а пузырь дан мне Господом, а не тобою, мясник проклятущий…».

За собственную телесность приходится бороться. Современная наука, как может показаться, приблизилась к раскрытию важнейших секретов природы. Исследовательская мысль все глубже проникает в тайны Вселенной, в загадки живой, одухотворенной материи. В газетах промелькнуло сообщение о том, что некий препарат производит синтетические ткани, которые вживляются в организм. Толкуют уже не о желчном пузыре, а о так называемых бионических людях. Все части их тела будут искусственными. Это, естественно, разрушает традиционное представление о биологической природе человека. И вместе с тем, как никогда ранее, показывает его чрезмерную сложность, уникальность как явления природы, хрупкость…

Однако в чем уникальность, если телесность можно, попросту говоря, заместить, конструируя подобие человека? Вот уже английский журнал «Лиснер» обсуждает вопрос о том, не пора ли найти непривычные формы подачи материала. Пусть о новостях расскажет робот, неземное существо, эксцентрическая особь…

И вдруг обнаруживается нечто парадоксальное. Пока мы толковали о дефиците самоиронии, в западной литературе сложилось несколько течений, представители которых вообще отказывают человеку в оригинальности. В современных мировоззренческих дискуссиях все чаще раздаются голоса о том, что человек не являет собой никакой загадки. Все, что в истории философии традиционно осмысливалось как самобытность человека, теперь нередко получает тривиальное натуралистическое объяснение.

Современные социобиологи, например М. Рьюз, М. Мидгли, Э. Усилон, утверждают, что никакого барьера между зверем и человеком нет. Как, воскликнет изумленный читатель, а культурные традиции, моральные нормы? Разве волки знают муки совести? Неужто пчелы устанавливают обычаи? И потом человек обладает такими очевидными достоинствами, как речь, рациональность, культура… На все эти вопросы социобиологи подготовили аргументированные ответы.

Оказывается, живые существа живут по одним и тем же принципам. Даже многие из тех традиций, которые мы чтим как достояние человеческой цивилизации, зачастую имеют непосредственные аналогии в социальном поведений животных. Вас смущает слово «социальное»? Но именно так. Волки сбиваются в стаи, пчелы живут роем, олени бытуют в стаде… И все это без натяжки можно назвать, по мнению социобиологов, провозвестием человеческой социальной жизни. Даже альтруизм рассматривается не как специфически человеческое, а расхожее, природное свойство всего живого царства.

Животные, разъясняют социобиологи, общаются с помощью жестов. А ты, человек? Читая эти строчки, с какой стати изумленно приподнял брови? Отчего машинально, проклиная автора, сжимаешь руку в кулак? Жесты, как утверждается, неизбежно ведут нас назад, к глубинным типам поведения. Животные могут иметь чувства, которые кажутся нам сплошной мистерией. На что, например, похожа чайка во время инкубации? Что выражают собой карнавалы шимпанзе? Почему слоны проявляют такой странный интерес к своим мертвым собратьям, порой пытаясь даже захоронить их? Наконец, что заставляет китов выбрасываться на берег?

Итак, традиционное представление об уникальности человека не более, чем предрассудок. Фатально зараженный антропоцентризмом, он сам объявил себя властелином Вселенной, возомнил о своих воистину редких свойствах. Между тем человек всего лишь нагое животное, как горько признавался король Лир. И уже нет сил полемизировать с таким признанным авторитетом, как Кассирер, который полагал, что человек производит философию и поэзию точно так же, как шелковичные черви сплетают свои коконы, а пчелы строят соты…

Тайна человека как будто отступает под натиском натуралистических объяснений. И вместе с тем рождается парадоксальное видение проблемы. Вроде бы в человеке нет ничего уникального, зачатки всех его качеств есть в животном мире. И все же он принципиально несводим к набору этих свойств. Человек все-таки нечто «другое». Обилие натуралистических версий в конечном счете еще более усиливает ощущение неразгаданности человека. В чем же секрет?

Пожалуй, не стоило бы браться за перо, чтобы утвердить право социобиологов проникать в тайны животности человека. На моем рабочем столе новинки западной философской антропологии. Отбирая Материалы для хрестоматии, ловлю себя на мысли: «Нет, классическое представление о том, что человек как живое существо уникален и несет в себе вековечную тайну, вовсе не угасает».

Напротив, чем явственнее обнаруживают себя натуралистические тенденции в истолковании человека, тем сильнее сказывается стремление многих ученых отстоять представление о том, что человек принципиально «иное» существо, заключающее в себе тайну неповторимости.

Так не хочется быть ординарным в этом многоликом мире! В самом общем виде проблема уникальности человека кажется постижимой. Разумеется, человек обладает рядом необычных свойств. Он отражает в своем сознании величественное многообразие окружающего. Он творит мир культуры. В нем гамом — удивительное сплетение природных и социальных качеств. Человек безмерно сложен и неисчерпаем: