Под покровом мантии

Что отличает технику планирования сверхглубоких скважин в США и в нашей стране? Когда я просматривал литературу, посвященную проекту Мохо в США, то повсюду наталкивался на одну главную мысль: рекорд, поставить рекорд во что бы то ни стало!

Мы, конечно, не против рекордов и, как известно, удерживаем мировое первенство по многим видам науки и техники. Но все наши рекорды связаны с большими народнохозяйственными и научными задачами. Народнохозяйственный план, его выполнение, задачи строительства коммунизма — вот что лежит в основе планирования многих вопросов и проблем и в том числе планирования сверхглубокого бурения в нашей стране.

Кажется, чтобы наметить место заложения скважины, нужно только поставить точку на карте. Но для того, чтобы поставить эту точку, и проводится большой цикл разнообразных наблюдений. Нужно, чтобы эта точка была выбрана с максимальной отдачей. Чем руководствовались многие ученые нашей страны, когда приняли решение об организации в Советском Союзе пяти сверхглубинных 15–18-километровых скважин? Главным образом народнохозяйственным значением этого вида работ.

Здесь, конечно, скрестили копья и многие ученые. Дискуссия об уточнении мест заложения этих скважин не закончена и сейчас, но уже примерно наметились области глубинного бурения.

Рассказать об этих скважинах лучше всего могут сами горные породы. Камни в своем безмолвии хранят информацию об условиях своего происхождения, о тех сложных событиях, которые они переживали, о проблемах, связанных с ними. Камни могут осветить нам и неясные стороны той географии и геологии неведомого, которая пока скрыта от нас.

В своей каменной коллекции я особенно дорожу некоторыми экземплярами. Порою они невзрачны на вид, но от своих эффектных собратьев отличаются более существенным, чем внешний вид. С каждым из них связаны своеобразные новеллы. Да, именно, новеллы — рассказы с острым сюжетом. Даже простой булыжник может рассказать исследователю полную трагических переживаний историю, и я когда-нибудь напишу новеллу о булыжнике. Для геолога камни как люди. Их судьба тоже зависит и от характера и от многих превратностей и даже случайностей.

Вот красавец алмаз, сверкающий своими гранями. В маршальской звезде бриллиант воспевает своим блеском доблесть полководца. Он сверлит крепчайшие породы, обтачивает тысячи деталей, способствует изготовлению тончайшей проволоки, работает в подшипниках тончайших хронометров. В других условиях на пути алмаза встают убийства, предательства, кровь.

Нестерпим блеск алмаза «Кохинор». А сколько преступлений связано с этим камнем! Говорят, что он был найден в Индии пять тысяч лет назад и много раз переходил от одного раджи к другому. Во имя обладания этим камнем были совершены десятки убийств. Рассказывают, что ни один из его индийских владельцев — по крайней мере за последние пятьсот лет — не умирал своей смертью!..

В алмазном фонде страны нашел свое последнее пристанище алмаз «Шах». Им было вознаграждено царское правительство за убийство Грибоедова — тогда русского посла в Тегеране… А сколько мрачного на памяти многих других таких же камней!

И есть камни другой судьбы. Они не сверкают, не горят, не переливаются искристыми красками. Но в них как бы сфокусированы жизни многих людей. У них интересная судьба, они свидетели грандиозных событий в истории Земли. Эти камни из тех областей, где будут бурить сверхглубокие скважины.

Первый камень из глубокой буровой скважины в Башкирском Предуралье. Он неподвижно лежал под двухкилометровым слоем горных пород. И когда его вытащили из глубин, он как будто позеленел от злости на тех, кто его потревожил. Зелено-черный, он был чем-то похож на арабского джина. Отличался от джина лишь тем, что не кричал, не грозил. Он, наоборот, не хотел ничего рассказывать о себе…

И вот ученые решили допросить с пристрастием непокорного джина. Ведь современные исследователи располагают многими десятками способов заставить говорить даже камень.

Для начала ученые вырезали из тела камня пластиночку — так называемый шлиф — толщиной в две сотых миллиметра. Такая пластинка прозрачна и хорошо просматривается под микроскопом. На столике геологического микроскопа джин расцветился сотнями полутонов. Цвет его стал меняться от темно-зеленого до бледного ядовитого зеленовато-желтого. Эти полутона были знакомы геологам. Они характерны для минерала, называемого роговой обманкой, амфиболом. А между его зелеными пятнами под микроскопом хорошо просматривались очертания другого минерала — полевого шпата, который выдавал себя параллельно-полосчатыми темными и светлыми кристаллами.

Хотел или не хотел этого джин, но он уже не был безымянным. Он вынужден был признать, что его зовут по имени главного минерала — амфиболитом. И вот, видя, что его имя рассекречено, он вдруг заговорил на высокопарном языке, отличном от архаической речи арабского джина: «Мы, амфиболиты, породы повсеместно распространенные. Мы можем быть и ортопородами: апогаббровыми, аподиабазовыми; и парапородами — апомергелистыми; и микстопородами — апоизвестняковыми, с большим привносом в контактах с магматическими породами».

Даже геологи изумились, услышав эту речь. Они потребовали, чтобы джин-амфиболит рассказал все это на русском языке.

Оказалось, что за этими мудреными словами скрывается важная мысль. Джин приоткрывал тайну своего рождения. В переводе на наш обыденный язык эта фраза означала, что не все амфиболиты обязаны происхождением своим сосуществованию с раскаленными, расплавленными огненно-жидкими массами магматических очагов, как думают многие геологи. «Нет, — говорил джин-амфиболит, — мы, амфиболиты, можем произойти и из морского ила». Это настораживало, и допрос был продолжен.

Здесь пришлось применить геофизические приборы. Следователям, то есть ученым, пришлось выехать на место, откуда был вытащен джин. Пришлось пройти с приборами многие сотни километров. Но зато выяснилось, что амфиболиты, а также многие другие сопутствующие им породы залегают здесь, под землей, не так, как все другие уральские породы.

Что характерно для уральских пород? Прежде всего их вытянутость по меридиану. Урал, учили мы с детства, — это горный кряж, который тянется от Карского до Аральского моря. А породы, накрепко связанные с джином-амфиболитом, протянулись в широтном направлении, пересекая Урал в разных местах в виде цепей, напоминающих горные гряды! Широтные. Уральские горы пересекали меридиональный Урал так, как будто бы не существовало Уральских гор.

Вот тут-то и оказалось весьма важным признание джина-амфиболита, сделанное им после помещения его под микроскоп. Значит, под землей обнаружены не какие-то внутренние излияния вроде подземных магматических очагов, а следы самых типичных пород, сформировавшихся некогда на поверхности, а ныне оказавшихся захороненными на больших глубинах. Значит, в далеком прошлом на месте самых древних Уральских гор тоже плескалось море, в котором накапливались осадки. Когда же все это было?

Два советских ученых — лауреаты Ленинской премии академик А. А. Полканов и профессор Э. К. Герлинг — разработали такие методы допроса, что горные породы так или иначе вынуждены рассказать о времени своего рождения.

И вот джин-амфиболит оказался в руках кандидата геолого-минералогических наук Марины Артуровны Гаррис, сотрудницы Башкирского филиала Академии наук СССР. Что только не делала она с ним! Кусок камня растолкли в мелкий порошок, залили кислотами, прогревали и делали сотни других операций. И джин не выдержал. Он раскрыл ученым тайну своего рождения.

Он родился ровно полтора миллиарда лет назад! Эта цифра поразила всех. Ученые были уверены, что самые древние уральские горные породы значительно моложе, что им всего один миллиард двести миллионов лет!

Но этот джин был еще не самым древним. Многие его друзья родились еще раньше. В такой же лаборатории в Свердловске профессор Лев Николаевич Овчинников обнаружил породы, имеющие возраст один миллиард девятьсот миллионов лет! Породы этого возраста обнаружили в скважине в Краснокамске. Они здесь спрятались на глубину в две тысячи девятьсот метров от поверхности Земли.