Россия и Запад
Россия и Запад читать книгу онлайн
Сборник, посвященный 70-летию одного из виднейших отечественных литературоведов Константина Марковича Азадовского, включает работы сорока авторов из разных стран. Исследователь известен прежде всего трудами о взаимоотношениях русской культуры с другими культурами (в первую очередь германской), и многие статьи в этом сборнике также посвящены сходной проблематике. Вместе с тем сюда вошли и архивные публикации, и теоретические работы, и статьи об общественной деятельности ученого. Завершается книга библиографией трудов К. М. Азадовского.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
У Рильке Читающему на озаренной странице вместо бессмысленной массы слов видится текст из повторяющегося слова Abend. У Пастернака образ озарения приобретает дополнительную типографскую конкретность — в книге Читающего проступает набранный красной краской текст. Важнее, однако, разница в содержании самого текста. Связь между оригиналом и переложением держится на созвучии ударенных а — Abend, Abend…: Закат, закат, закат, но ассоциации, порождаемые словами Abend и закат, существенно различны.
В «Книге образов» Рильке Abend — одно из ключевых слов, с которым связывается представление об идеальном времени для восприятия мира и синтеза с ним. Программный вступительный текст сборника, перекликающийся с основными темами стихотворения «Der Lesende», начинается словами: «Wer du auch seist: am Abend tritt hinaus / aus deiner Stube, drin du alles weißt; / als letztes vor der Ferne liegt dein Haus: / wer du auch seist» («Eingang») [81]. Вечер у Рильке — «der sanfte Wiederkehrer» («неслышно возвращающийся вновь» — «In der Certosa»), теплый, возвышенный образ исполненных тайны сумерек как пограничного времени мягкого света и светлых красочных переходов. Вот вечернее небо «Книги образов»:
Закат здесь — это «тихое сияние садящегося солнца», белое и серое на красном подмалевке.
Закат у Пастернака несет в себе совсем иную интенсивность цвета и света, иное настроение. Кроме общеязыковой ассоциации с концом, слово закат в переводе из Рильке вызывает в памяти прежде всего четвертый отрывок из написанного Пастернаком в том же 1956 году цикла о Блоке:
В черновом варианте строк Когда ж над большою столицей / Край неба так ржав и багрян читалось Когда же закат над столицей / Так ветрено ржав и багрян, а в последнем четверостишии было След этого лег на стихи, / Отсюда закатные краски, / Зигзаги на них и штрихи [84]. Закатная, карминная краска входит и в перевод из Рильке. Ассоциации — вольные или невольные — с Блоком [85] неслучайны. Фигуры Рильке и Блока во многом определяют в восприятии Пастернака эпоху начала 1900-х годов. В посвященном этому времени разделе эссе «Люди и положения» Блоку не только отведена особая глава (3-я), но в части, посвященной Рильке и включающей переводы «За книгой» и «Созерцание» (гл. 8–9), он сопоставляется с Рильке.
Расхождение образных языков оригинала и переложения в паре Abend — закат становится еще более очевидным в вытекающей из нее картине ночи [86]:
Как и вечер, летняя ночь (Sommernacht) у Рильке — образ очень светлый. Широта пространства передана в немецком тексте не столько через зрительные, сколько через акустические образы ночной тишины: в ней слышно далеко, и все кажется исполненным глубокого смысла. В версии Пастернака от просветленности летней ночи Рильке не остается и следа. Если у Рильке немногие деревья и человеческие фигуры, расставленные в ночном пространстве, подчеркивают широту этого пространства и свойства тишины, то деревья и фигуры у Пастернака складываются в картину испуга и приглушенности. Ночь в его тексте — не продолжение и развитие открывшегося Читающему вечернего света, как у Рильке, но отсутствие света, его исчезновение после вспышки заката. Тем настойчивее ночь вынуждает глаз к особому настрою зрения и тем сложнее задача проникновения Читающего в мир.
Такое, казалось бы, очевидное искажение оригинала [87] находит разрешение в более широком контексте творчества Рильке, что позволяет приблизиться к пониманию переводческой стратегии Пастернака. Тревожный образ заката, «вчитанный» Пастернаком в текст «Der Lesende», как и связанные с ним образы ветра и бури, находит соответствие в других стихах «Книги образов». Перечень соответствующих текстов сборника можно начать с «Der Schauende», первоначально называвшегося «Sturm» («Буря») [88]. В пастернаковском переводе этого стихотворения («Созерцание»), включенном, как и «За книгой», в эссе «Люди и положения», также есть характерная перекличка с четвертым отрывком о Блоке. В качестве эквивалента немецкого Sturm в начале «Созерцания» Пастернак использует слово ураган: «Деревья складками коры / Мне говорят об ураганах…» («Ich sehe den Bäumen die Stürme an…»), ср. в стихах о Блоке: «С державою что-то случится, / Постигнет страну ураган» [89]. В этом ряду можно назвать также другие стихи из «Книги образов»: «Vorgefühl» («Предчувствие»), «Sturm» («Буря»), «Fragmente aus verlorenen Tagen» («Фрагменты потерянных дней»), цикл «Aus einer Sturmnacht» («В бурную ночь») [90]. Ассоциации, ведущие от слова закат и к Блоку, и к Рильке, позволяют предположить, что Пастернак использует этот образ как характерную черту эпохи, о которой ведет речь, как образ из арсенала поэзии начала 1900-х годов с ее предчувствием «бури и встряски». В то же время в восприятии Пастернака это, очевидно, один из элементов поэтического языка Рильке, что подтверждается отмеченными параллелями в «Книге образов».