Поэт и проза: книга о Пастернаке

Что касается сравнительного изучения индивидуального стиля Пастернака, то абсолютное большинство работ посвящено сопоставлению поэтики Пастернака и Мандельштама (ср. [Берковский 1930, Аверинцев 1990, Лотман М. 1996, Кузина 1997); другие же современники поэта по Серебряному веку в исследованиях соотносятся с ним больше в биографическом аспекте, чем в лигвопоэтическом (ср. [Раевская-Хьюз 1989, Hughes 1989]). Однако есть и приятные исключения — например, очерк М. Л. Гаспарова [1995] об индивидуальном стиле В. Маяковского, в котором проводится частотный сопоставительный анализ метафор и метонимий в творчестве Пастернака и Маяковского и опровергается тезис Якобсона о доминировании «метонимического принципа» у Пастернака.

В нашей книге мы попытались синтезировать все выше названные аспекты исследования, однако «оптическим фокусом» анализа выбрали такой аспект творчества Пастернака, который ранее был освещен недостаточно, но несомненно является для него определяющим: сосуществование в одной творческой системе двух форм словесного выражения — поэзии и прозы (Р. Якобсон в статье «Заметки о прозе поэта Пастернака» (1935) [Якобсон 1987] назвал данное явление литературным «билингвизмом»). Преломление «Поэт и проза» позволило нам выделить новый тип инвариантных единиц пастернаковской системы, которые а) имеют неодномерную структуру, б) рождаются и строятся как функциональные соотношения, в) не являются раз и навсегда данными, а эволюционируют. В работе также вводится целостная система новых лингвопоэтических понятий, позволяющая описать эволюционное развитие как отдельной поэтической личности Пастернака (во всем многообразии ее проявлений), так и основных тенденций развития самого поэтического языка XX в., и показать взаимообусловленность этих процессов. При такой постановке вопроса проблема индивидуальной языковой креативности обнаруживает в себе два аспекта: 1) внутренней цельности и вариативности; 2) внешней проницаемости. Однако именно совокупность данных аспектов позволяет показать, какое содержательное и формальное разрешение получает проблема креативности в индивидуальной системе такого выдающегося художника слова, как Б. Пастернак.

В первой главе — «Проблема литературного „билингвизма“ и ее разрешение в художественной системе Бориса Пастернака» — при помощи целостной системы новых лингвопоэтических понятий идиостиль Пастернака представляется как многомерная сеть содержательных и формальных «автопереводов» с языка поэзии на язык прозы и обратно. Одновременно на основании параллельного анализа поэтических и прозаических текстов доказывается, что при вариативности форм вербального выражения единство языковой личности поэта-прозаика сохраняется. Вторая глава книги, носящая заглавие «Картина мира и эволюция поэтического идиостиля Бориса Пастернака (поэзия и проза)», посвящена вопросам развития творческой языковой личности, осмысляющей свой литературный опыт. В ней впервые дается полное описание идиостиля Пастернака с учетом всего корпуса стихотворных и прозаических текстов. Поскольку в художественной системе поэта доминирует «природное начало», истоки которого заложены в самой его «растительной» фамилии Пастернак, второй главе сопутствует специальное приложение «„Дремучее царство растений“ и „могучее царство зверей“», в котором представлены результаты статистических подсчетов встречаемости каждого вида растений и животных сначала отдельно в прозе и поэзии Пастернака, а затем в совокупности.

Глава третья построена по пастернаковскому композиционному принципу «тем и вариаций», поэтому в ней основные мотивы и концепты поэта даны в динамическом развитии и в соприкосновении музыкального (звукового) и поэтического начал. Здесь рассматривается целостная для прозы и поэзии система заглавий и имен собственных в произведениях Пастернака, а также одно из доминантных семантических полей поэта — «Болезнь», которое также имеет заглавный статус. Вопросы грамматики стихотворного текста осмысляются в данной главе с точки зрения ее включенности в единую преобразовательную систему поэта-прозаика; в разделе о поэтике художественного пространства определяются основные координаты его развертывания во времени. В связи с разносторонней художественной одаренностью Пастернака (унаследованной им от родителей) в главе большое внимание уделяется и процессам интермедиального «автоперевода», т. е. прослеживается, как язык музыки, красок и живописи облекается в вербальную форму.

Четвертая глава — «Пастернак и другие…» — выводит нас за пределы собственно пастернаковской поэтической системы, однако сопоставление поэтики Пастернака с художественными системами других авторов помогает со всей очевидностью увидеть как ее исторические корни (Пушкин и Лермонтов), так и общие постсимволистские преломления исходных мифологических архетипических схем у почти полярных по своим внутренним установкам авторов Серебряного века — Пастернака и Набокова. Параллельные жизненные пути и творческие истории этих великих художников слова позволяют развить тему «литературного соперничества» в совершенно новом преломлении: спор за лучшую прозу у обсуждаемых авторов оборачивается полемикой двух стихотворений, которая носит характер поэтического «выстрела», или возмездия «в ямбической форме», но это возмездие по принципу кругового движения настигает прежде всего не соперника, а самого адресанта.

В заключение следует сказать, что многие из материалов, представленных в данной книге, уже публиковались ранее, однако сейчас они предлагаются в расширенных и, как правило, измененных вариантах. Эти изменения в основном были внесены нами с той целью, чтобы созданная книга обрела свою целостность и круговую композицию, так свойственную художественному миру самого Пастернака. А, как известно, описание объекта только тогда точно, когда в своей структуре оно изоморфно ему.

Глава 1

Проблема литературного «билингвизма» и ее разрешение в художественной системе Бориса Пастернака

Постановка проблемы

В настоящее время общей тенденцией исследований в области филологии является укрупнение анализируемого объекта и расширение сферы его изучения, что ведет к нейтрализации границ не только между отдельными областями филологического, но и гуманитарного знания. Этот процесс находит свое отражение и в общей терминологии, которая образует линии пересечения между философией, психологией, семиотикой, лингвистикой, поэтикой, риторикой и одновременно областью так называемых «точных наук», которые все активнее вторгаются в сферу языкознания.

В центре внимания исследователей в области лингвистической поэтики оказались такие объекты филологии, как поэтический идиостиль, поэтическая и языковая личность (ср., например, [Караулов 1987; Очерки истории языка русской поэзии. Поэтический язык и идиостиль 1990, Опыты описания идиостилей 1995]). Значимость, которая придается анализу подобных языковых структур, связана с расширением спектра исследований в области креативных возможностей языка как единой системы, где проблема индивидуального языкового творчества все более выдвигается на передний план (см. [Григорьев 1979, 1989; Birnbaum 1982, 1993]).

Центральным полем реализации креативных, непрогнозируемых возможностей языка служит художественная литература во всем многообразии ее жанровых форм и проявлений. При этом словесность, как заметил в своем докладе 1920 г. Б. М. Эйхенбаум (см. [Эйхенбаум 1971]), — единственный род искусства, который имеет две формы поверхностного выражения — поэзию и прозу, хотя эти формы органически связаны между собой. Поэтому особый интерес в отношении изучения поэтического идиостиля представляют художники слова, которые стремились овладеть как стихотворной, так и прозаической формой выражения, причем во временном плане наиболее закономерен переход от стихотворной к прозаической форме (ср. Пушкин, Лермонтов в XIX в.; Бунин, Белый, Хлебников, Пастернак, Мандельштам, Набоков, Цветаева в XX в.).