Воля за пределами воли ! (Ушу)

Главное, что есть в них, - это ритм, пульсирующее колебание группы, заставляющий всех действовать как один.

Благодаря всем этим методам и наличию полноценного, духовно яркого учителя (отдельно подчеркнем это) наступает единство психического состояния группы, в результате чего формируется эмоционально напряженное сообщество - школа ушу. Теперь нам становится ясным, почему в Китае считалось, что учителем ушу может быть лишь тот, кто в "достатке обладает благой силой", который каждым моментом своей жизни символизирует "боевую мораль". Ведь каково внутреннее моральное состояние учителя, таково же и состояние у его последователей, - учитель абсолютным образом транслирует сам себя. Поэтому нравственным критерием "истинного человека" является наличие у него Благой мощи или добродетели. Кстати, именно поэтому традиция китайского ушу безошибочно отличает имитаторов от людей, несущих истинную традицию.

Мы уже говорили о тесной связи ушу с архаическим танцем, хотя она может быть выражена и не очень явственно, несмотря на многие оставшиеся отголоски - формализованные комплексы - таолу, ритмичная музыка, речитативы, напевы, хлопки. Кажется, они абсолютно бессмысленны в боевом аспекте или, по крайней мере, не несут оттенка искусства (если, конечно, речитативы не переросли в песню). Но оказывается, именно эта часть ритуала ушу является одной "из самых древних, связанных с понятием Искусства, когда танец, жест, действие, выкрик, ритм были объединены в единое действие.

Как тут не вспомнить современный вид "боевых пьес" Пекинской драмы и ее четыре составляющие - пение, речитатив, действие и поединки.

Состояние транса, в которое входили тренирующиеся в группах, вполне согласуется с вышесказанным. Это может быть не только шокирующие западных очевидцев боевые танцы до припадков у ихэтуаней, но и вполне мирная медитация, хотя в последнем случае аффект заметен значительно меньше. Отсюда и различного рода "фокусы", которые любили демонстрировать ихэтуани, например, принимать на тело удары ножами и копьями и даже быть якобы неуязвимыми для пуль.

Пена у рта, общий тремор, большая группа хорошо тренированных людей, сошедшихся в едином движении, - здесь налицо все признаки древнейшего группового ритуала-танца-боя, дожившего в Китае до XX века.

Итак, мы обнаружили важнейшую общую черту между ушу и другими видами китайского искусства, в частности, театра и танца. Это особое экстатическое состояние, позволяющее достигнуть полной реализации духовных и физических сил.

Примечательно, что практически до середины XVIII века занятия боевыми искусствами в Китае были преимущественно групповыми, не индивидуальными.

Именно так они проходили в армии, в деревнях, среди народных групп ушу - так называемых обществ (шэ), например, в знаменитом обществе Гунцзяньшэ - "Стрелков из лука", охватывающем десятки уездов.

Западные последователи боевых искусств часто критикуют ушу за избыток бессмысленных действий и чисто ритуальных моментов в таолу, "небоевой" характер ряда движений. Более того, еще в начале 80-х годов на Западе многие воспринимали кунфу как некое подобие каратэ, только выполняемое в экзотических одеждах с многочисленными вращениями руками, немалым количеством "пустых", небоевых движений. Нам трудно понять, что за всеми этими вращениями, одеждами и выкриками кроется нечто большее, чем боевая тренировка - за этим стоит ритуал, особая эмоция носителей истинного ушу.

Ритуал всегда претворяется в обыденной жизни, его задача в том и состоит, чтобы привнести святость и духовность в повседневность жизни.

Многие ритуалы древних боевых искусств и их глубинный смысл присутствуют в символических действиях ушу и по сей день. Обычно они почти и не замечаются даже самими носителями ушу, так как с одной стороны они стали привычными, с другой - столь тесно переплелись с самой боевой и тренировочной практикой, что растворились в ней, стали неотличимыми от самой ткани ушу.

Сейчас многие из таких вещей приобрели уже характер стандартизированных форм. Примеров этому можно обнаружить более чем достаточно. Например, сегодня мало кто понимает, что начальная позиция во всех комплексах "внутренних стилей" издревле символизировала вселенский хаос и Беспредельное, а первое движение - начало мира, в результате чего рождаются вещи и явления.

Человек не просто "играет" в начале мира, но сознательно, путем определенных психических усилий меняет свой статус, фактически трансформирует себя внутренне, повышая себя от человеческого до Небесного. Он действительно "порождает мир". Это и позволяет ему полностью идентифицировать себя с космическим началом, возвести к мистическому первоучителю. Так человек начинает "следовать Небу".

Столь же символически-ритуальной является и практика занятий "имитационными стилями" ушу, когда человек способен уподобиться не только реально существующим животным, например, обезьяне, собаке или журавлю, не только мифологическим существам - дракону или фениксу, но и воспроизвести определенное состояние - пьяного (цзуйцюань - "Пьяный кулак") или безумного (фэнкуанцюань - "Стиль безумца").

Особый тип творческого сознания требует от человека выхода за пределы привычных форм в мир размытых образов, неясных звуков, где есть лишь "форма, не имеющая форм", "образ, не имеющий сущности", "расплывчато-туманное, едва различимое", "которое нельзя даже поименовать". Значит, человек, истинный и совершенномудрый, должен постоянно превосходить себя в самосовершенствовании, выходить за рамки собственной скромной личности. Ритуал, таким образом, ведет к самоутрате и самопотере.

Для современного человека ритуальный смысл ушу либо уже забыт, либо вообще непонятен, хотя какие-то механические действия, "оболочка" ритуала сохранилась. Ну, действительно, зачем выполнять какие-то ритуальные поклоны, уподобляться каким-то животным, когда достаточно сразу "приступить к делу" и свалить соперника ловким ударом? История показывает, что старые последователи ушу относились к боевым аспектам не менее реально, чем современные боксеры, но их душа жила в другом состоянии.