Ракеты и люди. Лунная гонка

В 1988 году мы доказали, что многоразовый ракетно-космический комплекс «Энергия» – «Буран» технически не уступает американскому «Спейс шаттлу».

Многоразовая транспортная система «Спейс шаттл», по собственному признанию американцев, экономически не оправдала возлагавшихся на нее надежд. По стоимости вывода в космос полезных грузов система проигрывает одноразовым ракетам-носителям. Вот тут-то мы обошли американцев!

«Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Прекращение работ по Н1-Л3 и пятилетнее отставание по МКТС заставили нас для пилотируемых программ форсированно продолжать работы по орбитальным станциям и совершенствовать одноразовые транспортные системы на базе давно освоенных ракет-носителей Р-7 и УР-500К. Несмотря на беды, обрушившиеся на нашу космонавтику после развала СССР, и общий российский экономический кризис, мы, сохраняя на орбите пилотируемую станцию «Мир», продолжаем оставаться «впереди планеты всей». Американский «Спейс шаттл» научился подходить к нашему «Миру» и стыковаться с ним. Эта проблема технически была решена совместными усилиями инженеров обеих стран. Если бы кто-то высказал возможность подобного поворота истории даже в 1975 году, когда принималось решение об «адекватном» стратегическом ответе, его бы в лучшем случае сочли пустым мечтателем. В августе 1965 года бельгийская газета «Латерн» опубликовала статью Вернера фон Брауна под броским заголовком «В 1970 году ваш билет на Луну будет стоить 5 миллиардов франков». [22]

Мы реально могли создать к 1985 году базу на Луне. И тогда билет для посещения нашей базы действительно стоил бы около 100 миллионов долларов.

В 1965 году Вернер фон Браун давал такой прогноз: «До тех пор, пока мы будем использовать одноразовые ракеты-носители для перевозки пассажиров, возможные клиенты вынуждены будут платить за билет 5 миллионов долларов при полете с Земли на орбиту и 50-100 миллионов долларов при путешествии на Луну, которое состоится в период 1970-1975 годов».

В период 1969-1972 годов реальная стоимость отправки на Луну и возвращения с Луны одного человека обошлась США более чем в 1 миллиард долларов. Путешествие на орбиту в «шаттле» в пересчете на одного человека при экипаже в семь человек в 1997 году обходилось не в 5, как прогнозировал фон Браун, а в 75 миллионов долларов. Трехдневное путешествие на околоземной орбите на нашем «Союзе», если продавать билеты, обошлось бы в 15 миллионов долларов.

В 1964 году Королев говорил, что недалеко то время, когда путешествие в космос можно будет совершить по профсоюзной путевке. Увы! До конца XX века не осуществятся оптимистические прогнозы ни фон Брауна, ни Королева.

И Королев, и Глушко, и фон Браун были не только инженерами-реалистами, но и мечтателями. Их оптимистические мечты-прогнозы технически вполне могли быть реализованы до конца XX века.

После того как была доказана надежность двигателей Кузнецова, после создания самого мощного в мире двигателя

РД-170 и воронежского водородного двигателя РД-0122, после двух блестящих полетов ракеты-носителя «Энергия», после доказательства трудоспособности космонавтов-долгожителей на «Мире» не осталось сомнений: мы могли бы до конца XX столетия создать обитаемую базу на Луне самостоятельно, а при участии США и стран Европы – без всяких сомнений!

Лето 1988 года отличалось особой космической автивностью на орбитальной станции «Мир». На осень готовился первый полет «Энергии» совместно с «Бураном». Вся материальная часть была изготовлена и поставлена. В дефиците оказался интеллектуальный «невесомый» продукт – программно-математическое обеспечение. Глушко не переставал всех удивлять. Он терпеливо допрашивал меня, моих товарищей и смежников, пытаясь понять природу трудностей в создании и разработке этого необычного для прежней ракетной техники продукта.

В один из обычных рабочих дней он один работал в своем кабинете. Яремич, пользовавшийся правом входить без доклада, зашел доложить о выполненном поручении. Он увидел Глушко, беспомощно пытавшегося встать. Объяснить, что произошло, Глушко не мог. Скорая помощь увезла Глушко в больницу на Мичуринском проспекте. Спустя месяц нас обнадежили, что все обойдется, но с оговоркой: «Учтите возраст. Всякое может случиться».

2 сентября 1988 года Глушко исполнился 81 год. Поздравить его с днем рождения в больницу приехали Семенов, Вачнадзе, Рюмин, я и Яремич. Когда мы вошли в палату, он сидел в кресле, одетый совсем не по-больничному. Каждый из нас что-то говорил, поздравлял его с днем рождения и желал скорейшего выздоровления. Глушко слушал, чуть кивал, не улыбаясь, смотрел отрешенно, как бы думая о чем-то совсем другом. Отведенное для свидания время быстро истекло.

Болезнь прогрессировала. Он успел попросить Яремича и посетившего его за шесть дней до смерти директора Опытного завода энергетического машиностроения Станислава Петровича Богдановского, чтобы тело кремировали, а пепел отправили в космос на Марс или Венеру. Глушко скончался 10 января 1989 года.

В высших партийных органах завещание о кремации не вызвало возражении. А вот последующее желание Глушко выполнять было некому. Урна с прахом была захоронена на Новодевичьем кладбище.

На гранитном надгробии укреплено стилизованное изображение последнего великого творения советской космонавтики – извергающая огненные факелы двигателей ракета-носитель «Энергия» и примостившийся на ее спине орбитальный корабль «Буран».

После распада Советского Союза основная доля научно-технического наследства и промышленного потенциала ракетно-космической отрасли осталась в России. Лавинообразный разрыв экономических связей с бывшими союзными республиками, фактический отказ от эффективной государственной поддержки создали угрозу сохранению научного и технологического потенциала отечественной ракетной техники и космонавтики.

Перед руководителями ракетно-космических школ история поставила задачу – выжить во что бы то ни стало, сохранить и передать новым поколениям не только технологию, но и то лучшее в традициях и человеческих устремлениях, что объединяло и способствовало необычайно быстрому развитию космонавтики.

21. ЭПИЛОГ

Преодолев 87-летний возрастной рубеж, я счел, что имею право не только на мемуарное изложение событий, участником и свидетелем которых был в XX веке, но и на фрагменты исторического обобщения. Моих ровесников почти не осталось. Я рассчитываю на внимание тех, кто, оказавшись свидетелями смены двух столетий и двух тысячелетий, пытаются осмыслить прошлое.

Вторая половина XX века была насыщена поистине революционным прогрессом в области научных исследований, открытий и технических достижений. В годы второй мировой войны была зачата, а в годы «холодной войны» родилась и стала великой материальной силой ракетно-космическая, ядерная, радиоэлектронная и электронная вычислительная техника.

Всего за два послевоенных десятилетия человечество поняло, что космос стал реальной необходимостью. Соревнование двух великих держав в освоении космоса было более азартным и напряженным, чем соревнования Испании, Португалии и Англии в эпоху великих географических открытий.

В XX веке темп открытий в науке был в сотни раз выше, чем в любой из предыдущих. Историки науки и техники считают, что суммарные достижения научно-технического прогресса за последние 50 лет превзошли все достижения за предыдущие 5000 лет. Войны – мировая «горячая» и «холодная» – на время ушли в прошлое. Многочисленные локальные войны продолжаются. Они стимулируют одни области развития науки и техники, тормозят другие, поглощают огромные средства, которые могли бы быть затрачены на дальнейшее проникновение в тайны природы, использование открытий для обогащения системы человеческих знаний. Жажда знаний не угасала в самые темные периоды истории человечества. Это мощная движущая сила прогресса. Я был одним из бойцов самого переднего фронта научно-технического прогресса. Это было захватывающе интересно. Писать мемуары об этом бурлящем времени оказалось труднее, чем своим непосредственным участием воздействовать на динамику процессов.