Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

Если новая политика США по легализации исламистов и нацелена на вывод основных американских сил из региона (с усилением сил специального назначения), она отнюдь не предполагает отказа от активного вмешательства, а по сути, раскачки(!) новых конфликтов. Подобная тенденция также налицо.

Во время слушаний 15 декабря 2009 г. в американском Сенате помощник госсекретаря США Джордж Крол указал на то, что территория бывших советских центральноазиатских республик является «осью ключевых для США интересов в области безопасности, экономики и политики». Крол постулировал необходимость «предотвращения распада» этих центральноазиатских государств – территории, по уточнению сенатора Роберта Кейси, продолжающей после распада Советского Союза нести угрозу распространения оружия массового поражения¹⁶.

Согласимся с комментарием выступления Крола, сделанным в «Эйшиа таймс» индийским специалистом М.К. Бхадракумаром, указавшим на тот факт, что «никогда ранее официальный американский представитель не заявлял о намерениях США в отношении бывших советских центральноазиатских республик в столь сильных выражениях». Добавим лишь, что намерение США, по выражению Бхадракумара, «противостоять влиянию Китая в Центральной Азии»¹¹, эволюционирует в последнее время, скорее, в стремление учитывать китайский интерес и мирно делить, а не конфронтационно отстаивать сферы влияния.

Декларируемая территориальная экстраполяция интересов США вкупе с очевидной тенденцией к принципиально новой стадии легализации исламизма чреваты эскалацией конфликтов, с возможным переносом их очагов, прежде всего, в постсоветские среднеазиатские республики и в Индию.

Насколько реальна угроза измены частью западных элит интересам своих модернизированных союзников и их ставки на исламистский фактор? В данной связи представляется целесообразным рассмотреть историю вопроса сотрудничества западных стран с исламизмом, с акцентом на роли в данном процессе действующих и по сию пору элитно-политических групп.

В XX веке наблюдались более чем показательные факты отказа западных стран от поддержки абсолютно лояльных им национально-ориентированных модернизационных режимов на Востоке (режимов, активно развивающих свой энергетический сектор, борющихся с наркотрафиками и т.д.) в противовес движениям, исповедующим крайние формы исламского радикализма. Наиболее яркие примеры такого рода – свержение шаха Ирана Мухаммеда Реза Пехлеви и сотрудничество с пакистанским режимом Мухаммеда Зия-уль-Хака.

Сегодня у власти в Иране находится режим, неоднократно разъяснявший, как и против кого он применит ядерное оружие. При этом очевидно, что ядерная программа Ирана при шахе осуществлялась с помощью Запада и весьма долгое время никого не пугала.

Взятый шахом с 1973 г. твердый курс на ускоренную модернизацию и национальную независимость вызвал, по ряду причин, раздражение даже у весьма дружественной к шаху части западной элиты. Так, бывший президент Франции Валери Жискар д'Эстен рассказал в своих мемуарах о том, как, отговаривая шаха в 1975 г. от дальнейшего повышения цен на экспортируемую нефть, был потрясен его твердым намерением «превратить Иран в третью мировую военную державу», дабы «ни на кого не рассчитывать в деле обеспечения обороны» - в том числе на американцев, которые, по убеждению шаха, не были готовы поддержать Иран в возможной ядерной войне¹⁸.

Хотелось бы остановиться на до сих пор недостаточно изученном вопросе – кто и зачем вывел Иран из того умеренного русла, в котором он двигался при шахе?

С приходом в ноябре 1976 г. к власти в США президента Джимми Картера началось давление на Иран с требованием политической либерализации режима. Шах поддался давлению и сделал определенные шаги по либерализации. Шаги эти привели, однако, лишь к усилению его противников, отнюдь не заинтересованных в утверждении «парламентской демократии» и воспринимавших, по словам шаха, «каждую инициативу подобного рода как свидетельство слабости»¹⁹.

В 1977 г. иранская оппозиция провела серию демонстраций в Иране.

Во время визита в ноябре 1977 г. шаха в Вашингтон он был встречен демонстрацией иранских студентов. Трансляция данного события по телевидению и его открыто негативное в отношении шахского режима отражение в западных средствах массовой информации были расценены в Иране как очевидное свидетельство недоброжелательства к шаху за рубежом и весьма усилили его оппонентов.

Следует отметить, что объективную информацию о происходящем в Иране американская администрация получала как из внутренних, так и из внешних источников. В том числе, по рассказу тогдашнего заведующего иранским бюро Госдепартамента Генри Пречта (ключевой фигуры Госдепа по иранской политике), летом 1978 г. чиновник израильского посольства сообщал ему: «Мы уже в постшахской эре»²⁰.

В докладе ЦРУ, представленном в августе 1978 г. (в Иране в это время нарастало количество антишахских демонстраций), однако, утверждалась очевидная ложь, что шах якобы держит Иран под контролем и что ситуация даже «не предреволюционная». На эту удивительную «неосведомленность» ЦРУ позже указывали многие, в том числе Картер и Пречт²¹.

Вернувшись из Тегерана, Генри Киссинджер обратился в Госдеп, сообщая, что шах исключает возможность прекрасной организации выступлений иранской оппозиции без внешней помощи и задается вопросом, почему ЦРУ встало на сторону его врагов²².

Крайне внятным признаком изменения иранской политики Вашингтона стало назначение в 1978 г. главой специально созданной при Белом Доме под эгидой СНБ комиссии по изучению иранской ситуации бывшего заместителя госсекретаря Джорджа Бол-ла, известного негативным отношением к шахскому режиму. Позже, уже в эмиграции, шах напишет: «Что я мог поделать с неожиданным решением администрации назначить бывшего заместителя госсекретаря Джорджа Болла советником по Ирану?… Болл был среди тех американцев, которые хотели, чтобы США отказались от меня.»²³ .

Один из очевидных американских центров оппозиции шахскому режиму возглавлялся на тот момент госсекретарем США Сайрусом Вэнсом и поддерживавшей его группой в Госдепе, порицавшей шаха с позиций «моралистов»-правозащитников. Эта группа включала в себя столь крупные фигуры, как тот же Пречт, Энтони Лейк, Лесли Гелб, а также вице-президент США Уолтер Мондейл.

В своих мемуарах Картер указывал на «очевидную неохоту» Государственного департамента выполнять президентские директивы в иранском вопросе «полностью и с энтузиазмом»²⁴. Иранские военные не хотели изгнания шаха и предлагали провести чистку в стране в период временного пребывания шаха на одном из островов Персидского залива. Вэнс выступил активно против данного плана. Предлагая отказаться от поддержки как шаха, так и военных, он настаивал на назначении премьер-министром Ирана Шапура Бахтияра, одного из лидеров оппозиционного Национального фронта²⁵.

Шах в своих воспоминаниях писал: «Теперь мне ясно, что американцы хотели, чтобы я ушел. Ясно, что именно этого хотели борцы за права человека в Государственном департаменте, и этого госсекретарь Вэнс очевидным образом добился»²⁶ .

Другим центром оппозиции режиму шаха было посольство США в Тегеране. Картер рассказывал о настойчивых предложениях, излагавшихся в докладах посла Уильяма Салливана, требовавшего, чтобы США поддержали Хомейни даже в ущерб Бахтияру и его коалиционному правительству. Как рассказывал Картер, Салливан исполнял его инструкции «неохотно, – когда вообще исполнял»²¹ . Посол утверждал, что правление Хомейни «приведет Иран к демократии»²⁸. Зафиксируем эту оригинальную трактовку исламизма как «демократии»!

В контексте оценки правления Хомейни как «ведущего к демократии» интересно и наблюдение бывшего представителя шаха в ООН Ферейдуна Ховейды, отмечавшего, что в тот период западные правительства осознанно решились принять благородную версию «умеренного» Хомейни. (Ховейда подчеркивал, что в дальнейшем американцы продолжат «парадоксальные поиски умеренных в среде фундаменталистов».)²⁹