Собственность и государство

Что же касается до направляющих органов общественного тела, то Спенсер видит в них аналогию с нервною системою. Он указывает на то, что правительственная власть, которой существенное назначение состоит в направлении внешних движений общества, возникает и развивается вследствие столкновений с соседями, подобно тому как в животном царстве высшее развитие нервной системы происходит вследствие борьбы за существование. В обоих случаях развитие ведет к большему и большему сосредоточению жизни; местные центры подчиняются центральному органу, который приобретает большую массу и более сложную организацию, причем обсуждающий орган, последний по времени, получает преобладающее значение, тогда как старые, исполнительные органы нисходят на степень механических передатчиков движения. Точно так же с высшим развитием осложняются и совершенствуются способы передачи чувств и движения, в физическом организме нервные нити, в обществе различного рода знаки, как то: почты, письма, журналы, телеграфы. Наконец, подобно тому как в животном теле, кроме общей нервной системы, существуют еще две независимые от нее группы нитей, именно, система симпатических нервов, направляющая действия пищеварительных органов, и система сосудодвигательных нервов, расширяющих и суживающих кровеносные сосуды, сообразно с потребностью крови в различных частях тела, в обществе существуют две самостоятельные системы управляющих органов: в промышленности - частные способы сношений, посредством которых производство получает направление независимо от правительственной власти, а в распределяющей системе - банки, которые содействуют приливу и отливу капиталов по мере потребности (гл. 9).

Едва ли нужно доказывать, до какой степени натянуты все эти аналогии. Прежде всего, правительство направляет не одни внешние движения, как общая нервная система, но также значительную часть внутренних. Поэтому и развитие его зависит столько же от внутренних причин, сколько от внешних. В Риме, пока происходила борьба с соседями, сохранялись разрозненные республиканские власти; но когда покорен был почти весь известный тогда мир, внутренние междоусобия повели к сосредоточению власти в руках императоров. У арабов возникновение халифата и все совершенные ими завоевания были последствиями возбужденного внутри общества религиозного фанатизма. В России призвание варягов было вызвано внутренними усобицами. Самая аналогия с постепенным развитием нервной системы в животном царстве не выдерживает критики, ибо зависимость развития нервной системы от борьбы за существование не что иное как гипотеза, а аналогия с гипотезами не может быть допущена в науке. Несправедливо также, что в обществе, так же как в физическом организме, высшее развитие ведет к большему и большему подчинению местных центров общему средоточию; нередко мы в истории видим обратный ход. Монархия Карла Великого уступает место феодализму; колонии получают самостоятельные учреждения; слишком натянутая централизация заменяется местным самоуправлением. Столь же мало можно утверждать, что обсуждающий орган, то есть парламент или народное собрание, аналогию которых Спенсер видит в большом мозге, непременно, с течением времени, получает перевес над другими. Из истории мы знаем, что как древние, так и средневековые республики уступили место неограниченным монархиям. Самое устройство этого обсуждающего органа таково, что в физическом организме нельзя приискать для него никакой аналогии. В непосредственной демократии единицы, составляющие общество, сами собираются для совокупного решения; в представительном правлении они выбирают лица, которым поручается решение государственных вопросов, сообразно с желаниями большинства, и тут, в противоположность выведенному Спенсером закону, специализация отправлений уступает место общему праву.

Еще поверхностнее аналогии в способах передачи решений. Нервные нити однородны с нервными центрами и составляют их продолжение; уподоблять их знакам, почте, телеграфам и даже журналам, которые, как известно, не получают своего направления из общего центра, значит просто играть словами. Желательно знать, какой нервной нити уподобляется, например, трансатлантический телеграф, соединяющий не только различные страны, но и различные материки? Наконец, в сравнении симпатической и сосудодвигательной систем с аппаратом, управляющим промышленностью и с банками, исчезает даже самое отдаленное сходство. Почты и телеграфы, через которые происходят частные сношения, одни и те же для промышленности и для государства; тут никакой особенной системы нет. Что касается до банков, то они представляют вместилища, в которые притекают и из которых вытекают капиталы; не они двигают, а из них черпают те, которые двигают товары. Ничего аналогического денежной системе физический организм не представляет. Спенсер не нашел также никакой аналогии с судом и администрациею, почему он благоразумно о них умалчивает.

Вообще, все эти аналогии до такой степени поверхностны и натянуты, что они представляются скорее ребяческою забавою, нежели произведением серьезного ума. Они не заслуживали бы никакого внимания, если бы они не исходили от одного из самых видных современных мыслителей и не служили бы печальным признаком того уровня, на котором стоит современная наука. И в прежнее время даже основательные ученые иногда позволяли себе такого рода подобия; но это делалось мимоходом, и никто не придавал им серьезного значения. Теперь же они выдаются за истинно научные основания социологии и подробно развиваются в девяти главах сочинения, имеющего целью исследовать общежитие согласно с воззрениями и методою естественных наук.

Для нас всего любопытнее то, что Спенсер, исходя от тех же аналогий, как и Шеффле, приходит к совершенно противоположным результатам. Шеффле хочет перестроить весь общественный быт на социалистических началах, по аналогии с физическим организмом; Спенсер, напротив, утверждает, что высшее развитие ведет к полной свободе промышленной организации. "Теперь, - говорит он, - уже не может быть речи о том, чтобы государство устанавливало цены или предписывало методы... Закон не определяет более количества произведений земли или фабрик, которое может быть ввезено или вывезено; он не вводит уже известных совершенствований и не воспрещает дурных метод; граждане делают свои дела тем способом, который им кажется наилучшим, не имея иной законной обязанности, кроме того чтобы исполнять свои договоры и не наносить вреда своим соседям" (гл. 9).

Спенсер строит даже на этом различии два противоположных типа общественного организма: хищнический и промышленный. Первый вытекает из развития правительственной системы, направленной на внешние действия, второй из развития промышленной системы, направленной на внутренние действия. Первый основан на принудительном, второй на свободном содействии общества.

В последнем, говорит он, "касательно отношений граждан и государства, развиваются чувства и мысли, противоположные тем, которые свойственны хищническому типу. Вместо учения, предписывающего слепое повиновение правительственному агенту, появляется учение, которое провозглашает верховенство воли гражданина, и утверждает, что правительственный агент существует единственно для исполнения этой воли. Становясь таким образом подчиненным в распоряжении властью, управляющий орган стесняется и в своем ведомстве. Вместо прежнего распространения власти на все роды действий, многие роды действий от него изъемлются. Отрицается его вмешательство в определение способов жизни, пищи, одежды, развлечений; не терпят более, чтобы он предписывал методы производства и регламентировал торговлю. И это не все. Рождается новая обязанность, обязанность противодействовать безответственному правительству, а также и злоупотреблениям правительства ответственного. Новое стремление проявляется в меньшинстве, стремление не повиноваться даже законодательной власти, представляющей большинство, когда эта власть вмешивается известным образом в дела частных лиц. Оппозиция меньшинства законам, которые оно осуждает как противные справедливости, приводит иногда к их уничтожению. Эти общие черты, столь глубоко различающие промышленный тип от хищнического, продолжает Спенсер, рождаются из тех отношений лиц, которые влечет за собою промышленная деятельность, отношений совершенно отличных от тех, которые влечет за собою деятельность хищническая. Все промышленные дела, трактуются ли они между хозяевами и работниками, между продавцами и покупателями, между людьми, посвящающими себя либеральным занятиям, и их клиентами, производятся путем свободного обмена... Это отношение, в котором взаимный обмен услуг не обязателен, где никакое лицо не является подчиненным, становится преобладающим в обществе, по мере того как промышленная деятельность получает перевес... Как результат, из этого вырабатывается тип, которого отличительный признак составляет та же личная свобода, которая заключается во всякой коммерческой сделке. Совокупное действие, посредством которого совершаются многообразные отправления общественной жизни, становится добровольным" (гл. 10).