Новый Макиавелли

В Исламабад мы летели на старом «VC-10»; кстати, то был его последний путь, потом машину списали. Так вот: «VC-10» не мог подняться на достаточную высоту, чтобы пролететь над горой Каракорум, и мы обозревали ее сбоку. По мере приближения к Пакистану команда проявляла все больше нервозности. Снижаться надо было по спирали, чтобы не подстрелил какой-нибудь «Стингер»; когда мы наконец сели, команда разразилась довольно неуместными аплодисментами (обычно аплодируют пассажиры). Аэропорт был окружен военными; солдаты охраняли все дороги в президентский дворец. В кабинете Мушаррафа от солдат было яблоку негде упасть; что характерно, солдаты щеголяли старинной формой, в частности тюрбанами с плюмажами. Тони и Мушарраф проследовали в кабинет для разговора с глазу на глаз; в это время телохранители распахнули дверь и стали внимательно следить за прислугой, накрывавшей на стол к чаю. Я спросил помощника Мушаррафа, что бы это значило; он назвал меру необходимой — дескать, во дворце полно желающих свести счеты с президентом. Мушарраф охарактеризовал муллу Омара как человека не от мира сего, который думает о загробной жизни, жизнь нынешнюю в грош не ставит. В общем, Мушарраф обещал нам поддержку.

По возвращении в Лондон мы застали коллег за обсуждением необходимости постройки бункера на Даунинг-стрит, 10. Я высказался против. В конце концов, ответственность ляжет на американцев, не на нас. Конечно, для премьера велико искушение стать кабинетным главнокомандующим, когда военная кампания только-только развязана, но зато на него и все неудачи валят. Политическим лидерам следует семь раз отмерить, прежде чем принять стратегический план, и ни в коем случае не брать на себя разработку тактических военных планов, как бы соблазнительно это ни было. Тактические военные планы должны разрабатываться боевыми генералами. Майк Бойс в результате планирования на полгода вперед сократил личный состав, требуемый для афганской кампании, до сорока тысяч человек.

Наконец в нашем «туре военной поддержки» дошла очередь до Сирии, Саудовской Аравии и Израиля. Президент Ассад, совсем недавно наследовавший своему отцу, проявил изрядное дружелюбие. Его жена воспитывалась в Британии, а тесть возглавлял ячейку консервативной партии в Эктоне. У него с Тони состоялся продолжительный и доверительный разговор, в то время как мы спорили с министром иностранных дел, человеком старой, советской закалки. Затем Ассад повел Тони и всех нас через базар, к мечети, некогда бывшей церковью Святого Павла. В машине, полагая, что его не слышит никто, кроме Тони, Ассад разоткровенничался о трудностях проведения реформ в Сирии. Однако часом позже в зал, где должна была состояться пресс-конференция, вместе с Тони входил уже другой человек. Ассада словно подменили. Я перехватил тревожный взгляд Тони, когда Ассад пустился критиковать Израиль и превозносить террористические группировки. Британской прессе это понравилось — еще бы, полный конфуз для премьер-министра. Впрочем, Ассад ничего не имел против войны в Афганистане; войну поддержала и Саудовская Аравия. Таким образом, мы преуспели в создании настоящего мирового альянса.

Возможно, циники сочтут «тур поддержки», предпринятый Тони, попыткой показать «товар лицом»; пусть так. Главное, что значение его огромно. Перед тем как ввязаться в военную кампанию вроде афганской, просто необходимо создать обширную международную коалицию, а зачем? Затем, чтобы не остаться один на один с непредвиденными обстоятельствами, которые, уж будьте покойны, обязательно нарисуются в самом скором времени. Лидеры других стран сами помощь не предложат — придется лично обращаться к ним с этой просьбой. От каждого лидера требуются действия на благо своей страны. Допустим, лидер проникся сочувствием к соседям, пострадавшим в трагедии 11 сентября, однако сочувствие — это еще не готовность нести политические и финансовые потери в чужой войне. Мы пытались убедить Джорджа Буша создать аналогичную коалицию, прежде чем развязывать войну в Ираке, и сами предпринимали те же усилия. Было ясно, что вторжение в Ирак повлечет последствия самые нежелательные, что США и Соединенное Королевство будут в два лица расхлебывать кашу. Увы, во второй раз американцы не уразумели всей важности наличия коалиции, да и мы не смогли заручиться поддержкой целого ряда сильных и влиятельных государств, ибо ситуация с Ираком оставляла многие вопросы без ответов. Мудрый правитель всегда подсуетится сформировать альянс из многочисленных участников прежде, чем развязывать военную кампанию — особенно когда таковая априори не подпадает под определение «блиц-криг».

Военные кампании в Афганистане и Ираке подняли новую проблему — как подать затяжную и непопулярную войну. Войны «мелкомасштабные», вроде вторжения в Сьерра-Леоне, а также войны быстрорезультативные, вроде Косовской, популярны, ибо не успевают надоесть народу; впрочем, не надо забывать, сколько журналистов критиковали ту же Косовскую войну. Однако Запад, похоже, потерял аппетит к войнам, изначально не обещающим быстрой (или полной) победы. Отчасти это связано с синдромом недержания внимания, настоящим бичом западного общества, порожденным двадцатичетырехчасовыми новостными каналами и культом «звезд». Народу теперь подавай немедленный результат. Регулярное созерцание возвращения на родину цинковых гробов очень огорчает электорат, а неспособность политического лидера внятно объяснить, почему стоило затевать ту или иную военную операцию и тем более жертвовать жизнями соотечественников, или хотя бы достаточно четко обрисовать контуры предполагаемой «победы» крайне затрудняет электорату визуализацию успешного завершения, а также смысл всей операции.

Не исключено, что лидеры Аль-Каиды и талибов правы — западное общество, будучи постдекадентским, потеряло вкус к войнам, а значит, надо только выждать — и мы сами сдадимся. Допустим; однако мудрый правитель ни за что не позволит врагам увериться в непогрешимости собственной интуиции, ибо такая уверенность для нас обернется катастрофой. По выражению Исайи Берлина, Макиавелли полагал, что «государства, потерявшие вкус к власти, обречены на упадок и скорее всего будут разрушены более энергичными и лучше вооруженными соседями».

Война в Персидском заливе в начале девяностых явилась первой масштабной кампанией США после Вьетнама; по убеждению Колина Пауэлла, самолюбие которого все еще кровоточило от опыта, полученного во Вьетнаме (где он воевал в младшем офицерском чине), американцам следовало сразу предпринять решительнейшие действия, чтобы раз и навсегда подавить сопротивление. Вьетнамский опыт также уберег Пауэлла от соблазна продолжать операцию в Багдаде, имевшую целью уничтожение Саддама. В результате американцы и их союзники бросили на произвол судьбы шиитов и так называемых «озерных» арабов, восставших против Саддама уже в разгаре войны; и над теми и над другими была учинена жестокая расправа. Разумеется, учиться на вьетнамском опыте необходимо, чтобы вновь не угодить в трясину затяжной и бессмысленной военной кампании; но нельзя и развязывать войну с единственной мыслью — о путях выхода из нее. Поэтому-то мы так и разволновались, когда министр обороны Дональд Рамсфельд после вторжения в Афганистан высказался: мы, дескать, не собираемся создавать «новую нацию». Наши опасения полностью подтвердились: Рамсфельда и неоконсерваторов на самом деле интересовала исключительно охота на Усаму бен Ладена. Мы-то думали, наша общая задача — хотя бы во второй раз уберечь Афганистан от статуса несостоявшегося государства, наладить жизнь афганского народа и застраховаться от атак, планируемых на афганской земле.

Если, после Ирака и Афганистана, Штатам светит очередной длительный период изоляционизма, то Британия и подобные ей государства первыми понесут от этого потери. Больше ни одно государство не может соперничать с США ни мощью, ни техническими преимуществами. Китай и Индия, со своим растущим потенциалом, конечно, в своих регионах до некоторой степени заполняют вакуум, оставленный Штатами; но Европе-то придется иметь дело с ближайшими соседями, в том числе с Восточной Европой, странами бывшего СССР и Северной Африки. И такое соседство требует от нас укрепления обороны и развития боеспособности ЕС до уровня, никогда прежде не виданного.