Послесловие к мятежу.1991 2000. Книга 2

Мы можем привести пример крайней экономической неэффективности, основанной на личной инициативе. В условиях "демократических реформ", как известно, расплодилась масса фирм. Множество людей вынуждены были оторваться от производительного труда и спешно осваивать бухгалтерский учет, основы экономики и науки управления, изучать закономерности фондового рынка, а главное — способы обмана государства и ухода от налогов… И это лишь плата за то, чтобы выйти на рынок и обнаружить там пространство, поделенное номенклатурными монополиями и терзаемое рэкетирами. При таком растратном механизме нельзя ожидать возникновения мало-мальски новых товаров, новых технологий, новых орудий труда. Множество мелких самоучек, вынужденных отбросить свое образование, не в силах создать экономическую эффективность. Они создают лишь обстановку экономической деградации, пустой суеты и никчемной растраты творческой энергии.

Лужков изобретает два вида капитала — производительный и паразитический. Первый работает по схеме деньги-товар-деньги, второй занимается перепродажами вроде деньги-сырье-деньги. Причем под «сырьем» Лужков понимает все, что можно присвоить и продать.

Для нас ясно, что сказанное нашим «теоретиком» к экономическим закономерностям никакого отношения не имеет. Есть форма обогащения, опирающаяся на прямой захват национального достояния, а есть производство товаров, услуг и знаний. Это ничего не меняет в схеме деньги-товар-деньги. Вот когда на место «товара» в эту схему попадают снова «деньги» или слово «власть» — действительно возникает паразитическая система, которая формально не противоречит ей (то есть, власти), а на деле является тем же способом захвата национального богатства, что так «эффективно» применила посткоммунистическая номенклатура. Уж здесь, Юрий Михайлович, предъявляйте претензии к своим уполномоченным банкам, да строительным монстрам, к своей воровской клике. То-то они жиреют, когда хиреет экономика!

Наконец, третий пируэт мыслей мэра — вокруг местного самоуправления. Опять тут кто-то из "литературных негров" пишет Лужкову полную дребедень.

Что такое местное самоуправление для Лужкова? Это избранный москвичами мэр и Городская Дума, "способные принимать самостоятельные решения, не обращаясь к федеральным органам власти".

Действительно, Лужков, получивший свой статус владельца всея Москвы прямо из рук Ельцина отнюдь не праведным путем, и Городская Дума численностью 35 человек, избранная в условиях подавления оппозиционных настроений ничтожным меньшинством населения (не более 12 % москвичей) — вот и все «самоуправление» десятимиллионного города. Сам Лужков немало потрудился, чтобы реальное самоуправление, доступное гражданам, затоптать насмерть, а Гордума, избранная поперек всякого законодательства, с декабря 1994 и вовсе утратила всякие признаки представительного органа, постановив продлить свои полномочия еще на два года. Просто взяла и постановила. А что ей было беспокоиться, если в стране беспредел?

Если принять все сказанное во внимание, Лужков выглядит в одних своих утверждениях примитивным лжецом, в других — глупцом. Отмечая признание мэра в том, что все сказанное им перед студентами РГГУ есть "философия власти в городе Москве", можно заключить, что лишь в названии брошюры со стенограммой умствований Лужкова случайно попалась щепотка правды. Лужков действительно продемонстрировал предельный "Эгоизм власти", предельную ее некомпетентность и лживость по самому широкому кругу вопросов.

Добавим к этому крылатую фразу мэра: "Я бы мог завуалировать, мог бы сказать мягче, но я не привык облекать свои мысли в удобоваримые формы" ("Новое время" № 52 1996, с. 12).

И вот чем эта нелюбовь к удобоваримости кончается: "Лично себя виню, что несколько лет назад не увидел эту тенденцию страшного развала и не инициировал тогда же создания подобной организации (речь про движение «Отечество» — прим. авторов). Когда развалилась КПСС, я, как и многие, наверное, сказал себе: все больше никакие политические системы для меня не существуют, я делаю свое дело, и идеологии мне искать нечего. В России создался политический вакуум, который заняли гайдары, чубайсы и иже с ними. И мы оказались просто вынуждены заговорить о своей политической организации, потому что страну буквально нужно спасать. Сейчас нужно принимать меры не в режиме спокойных решений, сейчас требуются активные, неотложные "спасательные пояса"" (из выступления в г. Раменское, материалы пресс-центра ОПОО «Отечество», 1998).

В последних словах усматривается попытка уклониться от ответственности и заболтать свою прогайдаровскую, проельцинскую позицию. Мол, "на хозяйственной платформе" пребывал и ведать ничего не ведал. Ложь! Все ведал и сотрудничал с Кремлем, с самым отвратным ворьем, с душегубами и клятвопреступниками как никто — в этом была "философия московской власти" под руководством Лужкова.

* * *

В дебилизированном обществе чиновникам демонстрировать свое невежество, оказывается, вовсе не стыдно. В этом деле номенклатура проявляет даже какое-то особое обаяние. Лужков вовсе не одинок в своих попытках положить на бумагу собственное тщедушное жизненное кредо. У него есть последователи и конкуренты в этом деле.

Так, лужковский префект Брячихин (из бывших партийцев районного уровня) все-таки стал доктором экономических наук, не имея за душой никаких научных работ. Формальным основанием для присвоения степени формально стала абсолютно пустая книжка "Сколько власти нужно власти", реальным — должностное положение и распоряжение громадной собственностью Западного административного округа Москвы.

В начале 1995 года Брячихин выпустил еще одну двухсотстраничную пустышку "Власть в городе". По всей видимости, это "фундаментальное исследование механизмов городского управления" послужит поводом для присвоения академического звания. Ведь в книге сделаны фундаментальные открытия!

Во-первых, открыта принципиально новая система местного самоуправления, которая должна, согласно Брячихину, формировать условия для развития и обострения конкуренции. Как и Лужков, Брячихин не понимает, что обострение конкуренции вовсе не оптимизирует экономику, а самоуправление надо держать от конкуренции подальше. Последнее необходимо в силу того, что смешение самоуправления с конкуренцией дает в виде неизбежного результата коррупцию. Именно таким образом сложилась "философия власти" в Москве, и именно ее Брячихин, сам не ведая того, оправдывал.

Во-вторых, Брячихин полагает, что "в нынешних условиях управленческая деятельность должна приобрети черты некоммерческого предпринимательства".

Это что еще за околесица? — спросит непосвященный читатель. О, это — «мудрость», «философия» московского чиновничества, пытающегося выдавить из себя хоть каплю чего-то нового! Тщетно, тщетно и уже немало лет без всяких надежд на успех очередной попытки. Практика подтверждает полную творческую недееспособность этих «философов». Уж лучше бы они плагиатом занимались, как Лужков, который сделал себя автором пчелиного улья, автором дорожной развязки, автором булочки особой формы и т. д. Вранье — да, но не отъявленная же глупость…

Дофилософствоваться можно и до такого: "Религия — это прежде всего вера. Я могу сказать, что верю в трудолюбие, добро, справедливость. Мне не нужен никакой посредник между верой и мной. Религия — это не опиум для народа, это просто поддержка человека, который не может самостоятельно себя духовно содержать" ("Кто есть кто" № 4, 1999). Надо понимать, что Брячихин — может. Потому и обходится без Бога, пробавляясь социальными и либеральными благоглупостями.

Глупость-то на деле оборачивается бедой. Действительно, параллельно со своими умалишенными изысканиями Брячихин проводит эксперимент по обслуживанию жилья частными фирмами в своем административном округе (МП 11.08.94), а его супрефекта (бывшего депутата Моссовета) берут с поличным при получении крупной взятки (Ъ-daily, 21.10.94). Так что, номенклатурная «наука» с номенклатурной практикой идут рука об руку по пути абсурда.