Красные больше не вернутся

Что касается следующего через пять лет выборного цикла, в нем, пожалуй, опять повторится нынешнее бесхитростное силовое противостояние: партия коммунистов против партии власти, хотя победа ельцинским наследникам, наверное, достанется уже меньшей ценой (это, конечно, при условии, что сейчас, во втором туре, Ельцину удастся одолеть Зюганова). Перемены в социальной структуре общества и естественное поредение боевых шеренг пламенных революционеров, надо полагать, сделают свое дело».

Этот прогноз сбылся лишь наполовину. В 2000-м Зюганов и K° действительно не составили серьезной конкуренции ельцинским наследникам. Напряжения и драматизма, присущего 1996 году, в следующем выборном президентском цикле уже не было. Однако не пришли мы после этого и к свободным выборам. Напротив, отдалились от них. Помехой тут стали уже не обессилевшие красные, а как раз ельцинские наследники, которыми оказались совсем не те люди, которых ожидали многие, помнившие о Ельцине конца 80-х начала 90-х годов. К власти пришли отнюдь не демократы, а кондовая, в значительной степени гэбэшная, бюрократия, от которой и ожидать-то чего-либо наподобие свободных выборов было верхом наивности.

Вот так обстоит дело с прогнозами.

ГЕНЕРАЛ ИДЕТ НА ПОМОЩЬ ПРЕЗИДЕНТУ 

Как мы видели, на третье место в первом туре, набрав 14 с половиной процентов голосов, вышел генерал Лебедь. С одной стороны, вышел довольно неожиданно: такого высокого общероссийского рейтинга у него никогда не было. С другой возможность подобного генеральского рывка многие интуитивно ожидали: было в десантнике нечто притягательное недаром же в декабре на думских выборах он с блеском победил в тульском одномандатном округе, набрав около 43 процентов голосов и опередив десяток соперников, в том числе местного мэра (это при том, что Конгресс русских общин а Лебедь шел в Думу еще и по общефедеральному списку этой организации не преодолел пятипроцентного барьера). Популярность генерала росла. Потому и тянули его к себе на разрыв разнообразные политические силы.

Вряд ли, однако, Лебедь самостоятельно получил бы столь высокий процент. С определенного момента по-видимому, с того самого, когда генерал согласился в той или иной форме союзничать с президентом (а соответствующие переговоры с Явлинским, напротив, провалились), Кремль стал оказывать Лебедю мощную финансовую, информационную, административную поддержку. Собственно говоря, бывшие помощники президента в книге «Эпоха Ельцина» прямо об этом пишут:

«Тогда (после провала переговоров с Явлинским. О.М.) основное внимание было переключено на Лебедя… Здесь все выглядело гораздо проще. И сразу после согласия генерала ему на подмогу были брошены серьезные организационные и информационные ресурсы. Это не замедлило сказаться на росте рейтинга генерала и позволило Лебедю занять третье место в первом туре с результатом, на который он вряд ли рассчитывал».

Кандидатом в президенты Лебедя выдвинул тот самый Конгресс русских общин. Произошло это 11 января. В интервью «Интерфаксу», которое генерал дал по этому поводу 15-го числа, он изложил наметки своей президентской программы.

Главным в этой программе было «навести порядок». Порядок, порядок и порядок! В той обстановке разброда и безвластия это подкупало многих. Порядок, естественно, предполагалось навести при помощи государства: «В драматические периоды нашей истории государство объединяло силы общества для выхода из кризиса». Но как это сделать, если государство разъедено коррупцией, в основном, по словам самого Лебедя, «обслуживает интересы чиновничества» и вообще находится «на грани краха»? Генерал уверен, что ему удастся найти некий «ясный и вразумительный способ востребования ответственности за последствия каждого шага» «на всех этапах строительства новой экономики». Чиновника, берущего взятки, он предлагает считать «государственным преступником», «ибо именно он расшатывает основы общества».

Больше всего к порядку «приучены» люди в погонах, поэтому им, как считает Лебедь, должна быть отведена особая роль в управлении страной: «Сейчас надо спасать Родину, а это священная обязанность военных».

При этом, однако, из вполне понятных соображений генерал обкладывает пуфиками неизменно связываемый с его именем тезис о необходимости «жесткой руки»: «Жесткая рука» сегодня нужна России. Но это, в моем понимании, не означает руку зубодробительную. Это умная, властная, распорядительная рука, где-то даже добрая».

В дальнейшем ему еще не раз придется обращаться к этой теме, разъяснять, как он относится к Пиночету и другим подобным персонажам.

В то, что генерал сумеет ужесточить борьбу с преступностью, взяточничеством по крайней мере, попытается это сделать, верилось довольно легко. Хуже обстояло дело с лебедевскими уверениями, будто он способен построить какую-то «новую экономику». Экономические воззрения генерала представляли собой tabula rasa, чистый лист, на котором писали Сергей Глазьев и другие подобные деятели.

Лебедь разумеется, с подачи Глазьева сразу же заявил, что он «резко отрицательно» относится к «жесткой финансовой политике» правительства Черномырдина: дескать, именно из-за этой политики, которая «пошла еще от Бориса Федорова» (на самом деле, как всем хорошо известно, она составляла основу гайдаровских реформ), людям по несколько месяцев не платят зарплату…

Конечно, предвыборные словеса в защиту «нищих российских граждан» дело вполне обычное и понятное, однако не худо было бы при этом называть истинные, а не придуманные (кем-то подсказанные) причины невыплаты зарплат. Таковыми была все та же коррупция и некомпетентность чиновников разного уровня, директоров предприятий, прочих управленцев (по-новомодному менеджеров)…

Вроде бы к тому времени уже стало избитым местом ругать приватизацию, однако Лебедь не избегает и этого соблазна тоже обрушивается на нее. «Приватизация не была одобрена ни разогнанным Верховным Советом, ни ушедшей Государственной думой, уверяет генерал. Она проводилась в жизнь под нажимом Черномырдина и Чубайса, указами президента и постановлениями правительства».

Казалось бы, так ли уж трудно заглянуть хотя бы в подшивки газет соответствующего времени и убедиться, что приватизация, да и вообще реформы начала девяностых осуществлялись с полного благословения Съезда народных депутатов и Верховного Совета, на основе принятых ими законов и прочих юридических документов, а не «под нажимом Черномырдина и Чубайса»?

Впрочем, как и положено в предвыборную пору, Лебедь успокаивает: если он станет президентом, «не будет ни глобального передела собственности, ни безумной национализации. Россия устала от революций, перестроек и переделов». Вообще всем будет хорошо: «В экономической сфере мы стоим за опору на собственные силы (ну, чем не корейское чу-чхе? О.М.), защиту интересов отечественных трудящихся и товаропроизводителей, за оживление всего нашего научно-технического потенциала с учетом собственных традиций и с использованием собственных конкурентных преимуществ. Мы намерены пресечь политику обесценивания текущих доходов и сбережений граждан, на которых сегодня лежит основное бремя инфляции…»

Вполне в духе «государственничества» и «патриотизма» Лебедь отрицает частную собственность на землю: «Земля последнее, что у нас осталось дорогого. Если ее сейчас бросить на продажу, то через полгода-год появятся громаднейшие латифундии, а мы останемся ни с чем…»

Вполне коммунистический подход. Наверное, этот и другие подобные лебедевские тезисы и давали коммунистам надежду, что в конце концов, несмотря ни на что, им-таки удастся привлечь генерала к сотрудничеству и союзничеству.

Особое место в программе Лебедя, естественно, занимает проблема Чечни. Здесь он чувствует себя гораздо увереннее, чем в сфере экономики, особо не нуждается ни в чьих подсказках: как-никак прошел Афганистан, Приднестровье… Впрочем, признает, что не чужд колебаний в этом вопросе: