Мир, которого хотели и который ненавидели

20 февраля: «Вначале заседания происходили отдельно, потом было устроено совместное заседание. Выяснилось два течения: одно за то, что Россия воевать не может и что необходимо подписать мир на тех условиях, которые нам диктуют, но это течение оказалось в меньшинстве.

Большинство стояло на той точке зрения, что революция русская выдержит новое испытание; решено сопротивляться до последней возможности».

На этом заседании, как видно из сообщения газеты, вопрос о посылке телеграммы не обсуждался и речь шла об отношении вообще к проблеме мира и войны, о чем, кстати, свидетельствовало и первое же предложение этой информации — «Война или мир». Очевидно, поэтому пришлось тут же поставить вопрос о посылке телеграммы немцам на обсуждение объединенного заседания фракций большевиков и левых эсеров ВЦИК, где Ленин в течение двух часов доказывал, что «для России выхода нет, что необходимо немедленно заключить сепаратный мир», что надо какой бы то ни было ценой освободить русскую революцию от империалистической войны *. Но и это совещание не решило вопроса относительно посылки телеграммы, равно как и сразу же созванные затем отдельные заседания фракций⁹¹⁶.

Было уже около 4 часов утра 19 февраля, когда созвали экстренное заседание Совнаркома⁹¹⁷. Ленин говорил на нем, в частности, и о том, что германским войскам необходимо оказывать сопротивление, каким бы слабым оно ни было⁹¹⁸. После острых прений незначительным большинством было принято решение послать сообщение германскому правительству о нашем согласии подписать мир⁹¹⁹. Шел 7-й час утра, когда заседание Совнаркома закрылось, и в 8 часов утра радиотелеграмма через Царскосельскую радиостанцию ушла в эфир⁹²⁰.

В ней СНК выражал протест по поводу того, что германское правительство двинуло свои войска против нашей республики, «объявившей состояние войны прекращенным и начавшей демобилизацию армии на всех фронтах» ⁹²¹. В радиограмме указывалось, что наше правительство «не могло ожидать такого щага уже по тому одному, что ни прямо, ни косвенно ни одна из находившихся в состоянии перемирия сторон не предупредила» о его прекращении за 7 дней, «как это обязались сделать обе стороны» по соответствующему соглашению. Наконец, в ней говорилось, что Совнарком «видит себя вынужденным при создавшемся положении заявить о своем согласии подписать мир на тех условиях, которые были предложены» нам в Брест-Литовске, и подчеркивалось также, что «ответ на точные условия мира, предлагаемого германским правительством, будет дан безотлагательно». Радиотелеграмма была подписана председателем СНК Ульяновым-Лениным и наркомом по иностранным делам Троцким.

19 февраля нашим войскам, находящимся на фронте, отдается распоряжение «оказывать сопротивление разбойничьему набегу и в случае необходимости очистить ту или нную позицию, уничтожать все имущество»'. Утром Ленин в ответ на запрос председателя Совета города Дрисса, как поступать в случае приближения немцев, направляет телеграмму следующего содержания: «Оказывайте сопротивление, где это возможно. Вывозите все ценное и продукты. Остальное все уничтожайте. Не оставляйте врагу ничего. Разбирайте пути — две версты на каждые десять. Взрывайте мосты»⁹²². В 10 часов утра Ленин созывает экстренное совещание, на котором обсуждается сообщение, полученное председателем Комитета по борьбе с погромами В. Д. Бонч-Бруевичем о готовящемся выступлении германских военнопленных против Советской власти⁹²³. Подвойский обратился ко всем районным Советам Петрограда зарегистрировать живущих в столице военнопленных, одновременно предупредив, чтобы это не привело к каким-либо эксцессам «против несчастных жертв войны», среди которых «тысячи наших братьев — сознательных рабочих» ⁹²⁴.

Органы советской массовой информации начинают с этого дня комментировать начавшееся германское наступление. Все газеты единодушно квалифицировали наступление немцев без предупреждения о прекращении перемирия за 7 дней как разбойничью акцию против Советской власти, против революции. В печати подчеркивалось, что во все предшествующие дни германские представители в Брест-Литовске и в Петрограде делали заявления в смысле продолжения состояния перемирия

Вместе с тем газеты на своих страницах отражали и различные точки зрения на создавшуюся обстановку. Открывая военные действия против нас, писала «Рабочая и крестьянская Красная Армия и Флот», милитаризм восстанавливает против себя «рабочий класс Германии, который знает, что единственное спасение для него заключается в перенесении русской революции на германскую почву»⁹²⁵. Германские империалисты на равнинах России «хотят заблаговременно нанести решительный удар революционным стремлениям австрийских, венгерских и германских крестьян и рабочих», подчеркивали в свою очередь «Известия ЦИК» и вопрошали, поймут ли это последние и протянут ли «руку своим братьям в России»? ⁹²⁶ Нам нужно для успеха той же немецкой революции, заявляла «Правда», чтобы «социалистическая власть утвердилась в России, чтобы здесь были сооружены неприступные окопы международной социалистической революции», но «если господам Гофманам угодно будет в ответ на наше заявление о мире объявить нам открытую войну во имя восстановления царей, дворян и банкиров — мы будем драться до последней пули и до последнего человека!»⁹²⁷.

Вечером 19 февраля, около 20 часов, был получен ответ Германии на запрос Троцкого от 16 февраля по поводу прекращения перемирия⁹²⁸. В нем говорилось, что «Германия считает перемирие прерванным и возобновляет военные действия против Российской Республики»⁹²⁹. Это официальное уведомление в условиях уже начавшегося наступления немцев было пустой формальностью. Тогда же наркоминдел Троцкий направил телеграмму министру иностранных дел Австро-Венгрии графу Чер-нину*. Считает ли себя Австро-Венгрия также в состоянии войны с Россией, говорилось в ней, и «если нет, то считает ли Австро-Венгерское Правительство возможным приступить к практическому осуществлению выработанных в Петрограде соглашений»⁹³⁰? Представляется, что эта наша телеграмма в Вену была вызвана позицией Австро-Венгрии, которая в эти недели и дни не во всем была согласна с Германией при проведении последней политики в отношении России⁹³¹. Это было своего рода «прощупывание» настроений в правящих кругах АвстроВенгерской монархии, переживавшей серьезные политические и экономические трудности.

Вечером же 19 февраля Ленин лично принимает и записывает текст радиотелеграммы генерала Гофмана, которая была передана Владимиру Ильичу по телефону из Царского Села; это был ответ германского верховного главнокомандования на телеграмму СНК о согласии подписать мир, которая утром отсылалась нами в Берлин⁹³². В германском ответе говорилось что радиотелеграмма от СНК была получена 19 февраля и в 8 часов 12 минут передана правительству в Берлин⁹³³. Вместе с тем немцы заявляли, что радиограмма не может рассматриваться в качестве официального документа, что таковым он может быть только в письменной форме и соответствующим образом подтвержденный⁹³⁴. В этой связи Гофман предлагал нам направить специального курьера с документом в Двинск, к немецкому коменданту⁹³⁵. В качестве такого посыльного поздно вечером выбирают

В. М. Турчана, которого рекомендует главковерх Крыленко, и в его присутствии Ленин поручает Турчану поехать в Двинск с таким документом, а также с целью выяснения возможности возобновления прерванных переговоров о мире⁹³⁶. Уже наступило 20 февраля, когда курьер с официальным посланием СНК выехал из Петрограда

А немцы продолжали расширять военные действия. Как сообщала иностранная печать, одностороннее заявление Троцкого в Брест-Литовске о выходе из войны и демобилизации армии ничем не связывало страны австро-германского блока⁹³⁷. 19 февраля австро-германские войска заняли Минск, Луцк, Ровно⁹³⁸. Председатель армейского комитета 12-й армии Нахимсон сообщал в этот день, что предложение «отступать только с боем сочувствием не пользуется»⁹³⁹. Войска противника вторглись на Украину, делая это по «просьбе» уже несуществующей, но продолжающей активно «действовать» Рады, представители которой обратились в эти дни из Брест-Литовска с декларацией к Германии⁹⁴⁰. В ней заявлялось: «Русские большевики... предпринимают священную войну против украинских социалистов. Разнузданные банды красногвардейцев напирают с севера на нашу страну. ...Мы глубоко убеждены в том, что любовь германского народа к миру и порядку поможет нам против наступления наших северных соседей. Мы говорим это в тяжелые часы, и мы знаем, что наш голос будет услышан»⁹⁴¹.