Мир, которого хотели и который ненавидели

В этот день во второй половине в Брест-Литовске проходило еще одно заседание — русской и турецкой делегаций. Мы упоминаем об этом заседании только потому, что при обмене мнениями между Ибрагимом Хакки-па-шой и Троцким по интересующим обе стороны вопросам вновь зашел разговор о правах представителей Киевской Рады. Разъясняя, Троцкий задавал вопрос: с кем ведут переговоры турецкие представители? с Киевской Радой? И далее он заявлял: «Политические отношения в России, несомненно, достаточно сложны для иностранных правительств, и мы охотно предоставляем каждому иностранному правительству на опыте убеждаться, с кем именно нужно вести переговоры»⁷⁶⁹.

А в Петрограде 21 января (3 февраля) во второй половине дня состоялось совещание ЦК с представителями разных мнений в партии по вопросу о заключении мира с Германией⁷⁷⁰. Из всего того, что мы знаем на сегодняшний день об этом собрании, протоколов которого не сохранилось, вырисовывается следующая картина. На нем присутствовали 17 человек: Ленин, Сталин, Муранов, Артем (Сергеев), Сокольников, Зиновьев, Ломов, Кре-стинский, Бубнов, Косиор, Бухарин, Урицкий, Оболенский (Осинский), Стуков, Преображенский, Спундэ и Фениг-штейн.

Косиор и Фенигштейн представляли Петербургский комитет, Оболенский (Осинский) и Стуков — Московское областное бюро партии; не ясно, кого представлял Спундэ; все другие, 12 человек, присутствовали на совещании как члены и кандидаты в члены ЦК РСДРП (б)⁷⁷¹.

На этом заседании шло выявление мнений путем голосования по острейшим вопросам, которые были связаны не только с подписанием мира на предложенных нам Германией условиях, но и касались существа наших взаимоотношений вообще с капиталистическими странами, то есть характера внешнеполитического курса Советского государства на будущее. Вот почему представляют интерес результаты этого обмена мнениями. В голосовании каждый раз принимало участие 14 человек, ибо Зиновьев, Бухарин и Урицкий ушли с заседания до выявления этих результатов'.

Согласно «вопроснику», который фигурировал на заседании, результаты были следующие². На вопрос, допустим ли вообще мир между социалистическим и империалистическими государствами, только Оболенский (Осинский) и Стуков ответили отрицательно.

Но вот на вопрос, допустимо ли сейчас подписать аннексионистский мир, предложенный Германией, результаты были другого характера: Ленин, Сталин, Муранов, Артем (Сергеев) и Сокольников ответили положительно, а Ломов, Крестинский, Бубнов, Косиор, Оболенский (Осинский), Стуков, Преображенский, Спундэ и Фениг-штейн — отрицательно.

Большинство проголосовало и за затягивание переговоров. Только Стуков и Спундэ ответили отрицательно, а Оболенский (Осинский) воздержался.

Дотягивать ли нам переговоры до разрыва их немцами, был следующий вопрос. На сей раз Оболенский (Осинский) и Стуков проголосовали против, а воздержался Спундэ.

В одиночестве остался Стуков, высказавшись за немедленный разрыв переговоров.

Задавался вопрос: допустимо ли подписать германский аннексионистский мир в случае, если немцы разорвут переговоры и предъявят нам ультиматум? Только Оболенский (Осинский) и Стуков проголосовали снова против.

А вот на вопрос, нужно ли в таком случае подписать этот мир, Ленин, Сталин, Муранов, Артем (Сергеев) и Сокольников ответили положительно, отрицательно высказались опять Оболенский (Осинский) и Стуков, а Ломов, Крестинский, Бубнов, Косиор, Преображенский, Спундэ и Фенигштейн — воздержались.

Интересные результаты в свете борьбы мнений тех дней были получены на вопрос: нужно ли подписать мир, если Кюльман под давлением революционного движения

¹ См.: Протоколы Центрального Комитета РСДРП. Август

1917 —февраль 1918. С. 220—221.

* См. там же.

внутри Германии согласится на первоначальные условия нашей делегации? Большинство ответило отрицательно; воздержались Ломов, Крестинский, Бубнов, Косиор и Спундэ.

Все присутствующие проголосовали за создание Красной Армии.

И наконец, большинство ответило положительно на вопрос, допустимы ли экономические договоры социалистического государства с империалистическими. Против высказались лишь Оболенский (Осинский) и Стуков.

О чем же в целом свидетельствовали эти результаты? Прежде всего в числе принимавших участие в голосовании была группа из пяти человек — Ленин, Сталин, Муранов, Артем (Сергеев) и Сокольников, которая твердо выступала за подписание мира. Далее, четыре человека— Ломов, Крестинский, Бубнов и Косиор — в принципе допускали заключение мира с империалистами, хотя не считали возможным пойти на его немедленное подписание и воздерживались по вопросу о необходимости его подписания при ряде других условий. При этом здесь отметим еще одну деталь: эти товарищи в принципе считали допустимым подписание мира в случае предъявления немецкого ультиматума, но при голосовании вопроса, нужно ли его подписать, воздерживались. Приблизительно таких же взглядов придерживались Преображенский, Спундэ и Фенигштейн. И только Оболенский (Осинский) и Стуков стояли на крайне экстремистских позициях: они считали принципиально недопустимыми любые переговоры и договоры с империалистами.

Словом, все это, вместе взятое, было на будущее тем не менее обнадеживающим при выработке тактики партии по вопросам войны и мира. И последнее относительно этого совещания в ЦК РСДРП (б) 21 января (3 февраля). Вероятно, после этого собрания Ленин и добавляет к своим «Тезисам по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира» еще один пункт, 22-й по счету. В нем говорится: «Массовые стачки в Австрии и в Германии, затем образование Советов рабочих депутатов в Берлине и в Вене, наконец, начало 18—20 января вооруженных столкновений и уличных столкновений в Берлине, все это заставляет признать, как факт, что революция в Германии началась.

Из этого факта вытекает возможность для нас еще в течение известного периода оттягивать и затягивать мирные переговоры»^]. В силе, разумеется, оставалась и договоренность между Лениным и Троцким о том, что мы «держимся» до ультиматума, а затем «сдаем».

В переговорах в Брест-Литовске австро-германская сторона взяла, как известно, трехдневный перерыв. Кюльман и Гофман выехали в Берлин, Чернин — в Вену: предстояли консультации со своими правительствами по вопросам, связанным с заключением мира с Россией в свете революционных событий в Германии и Австро-Венгрии, а также сепаратистской позиции Центральной Рады. Последнее особо принималось в расчет, чему способствовали самые «свежие» события на Украине. 22 января (4 февраля) войскам Петлюры удалось временно подавить выступление пролетариата Киева, и Центральная Рада в тот же день 220 голосами против 1 и при 16 воздержавшихся постановила подписать с австро-германским блоком прелиминарные условия мира, разработанные обеими сторонами в Брест-Литовске за спиной русской делегации ⁷⁷². За хлеб и продовольствие Рада должна была получить военную помощь.

На следующий день, 23 января (5 февраля), в Берлине у императора Вильгельма проходило совещание высших военных руководителей Германии, где, как вспоминает Людендорф, Гинденбург настаивал иа выяснении положения с миром на Востоке с целью планирования операций на Западе и заявлял: «Если русские будут дальше затягивать переговоры, то их надо прервать и возобновить военные действия. Это привело бы к свержению большевистской власти, а всякое другое правительство будет вынуждено заключить мир»⁷⁷³. Пишет Людендорф и о своей встрече с Кюльманом в Берлине 4 и 5 февраля (22 и 23 января). «Я добился того,— подчеркивает он,— что статс-секретарь фон Кюльман дал обещание в течение 24-х часов после подписания мирного договора с Украиной прервать переговоры с Троцким»⁷⁷⁴. Тем более, вспоминает Людендорф, что большевики вообще не стремились к миру, не шли ни на какие уступки и возлагали свои надежды на революцию в Германии.