Игры политиков

Тех, кто опасался, что лейбористы повысят налоги, Блэр успокаивал заверениями в таком духе: экономика с высокими налогами — убыточная экономика.

Вырывая страницу из настольного календаря Билла Клинтона, Блэр провозгласил ключевым элементом своей предвыборной кампании реформу образования; тем самым он бросил вызов традиционно лейбористской оппозиции любой системе экзаменационных оценок.

Особо Блэр постарался дистанцироваться от профсоюзов. «Никто не собирается держать их на морозе или утверждать, будто они не являются частью общества, — говорил Блэр. — Профсоюзы представляют собой важный элемент демократического процесса. Но деятельность будущего лейбористского правительства будет подчинена исключительно интересам людей».

Призывая «отдать Богу Богово, а кесарю кесарево», Блэр говорил: «Профсоюзам следует заниматься профсоюзной работой. А лейбористской партии — работой по управлению государством. Именно этого ждет от нее английский народ, и мы оправдаем эти ожидания».

Несмотря на свои центристские позиции, отмечает биограф Джон Рентул, Блэр «говорил на языке, хорошо знакомом правым и совершенно незнакомом тем, кто избрал его на пост председателя лейбористской партии». Не о классовой борьбе он говорил, но о ценностях семьи. Не о наступательной политике профсоюзов, но о предметах вроде образования и преступности. Словом, не только содержанием речи, но и ее словарным запасом он тащил лейбористов вперед, в девяностые.

Очевидно, что центристские позиции Блэра производили на страну в целом благоприятное впечатление. Но они странным образом способствовали и его популярности в рядах лейбористов. 21 июля 1994 года Тони Блэр был избран лидером партии большинством в 57 процентов голосов. Как и предполагалось, он получил 61 процент голосов парламентариев и 58 — местных организаций; что удивительно, ему досталось и большинство голосов по профсоюзной квоте. Никогда еще лидер лейбористской партии не получал столь единодушной поддержки. Иное дело, отмечает Сопел, «лишь ничтожное меньшинство отдавало себе отчет в том, сколь радикально собирался действовать Блэр» в качестве премьер-министра. А Джеффри Уиткрофт пишет: «Партия была завоевана изнутри, и завоевателем стал человек, который в глубине души презирает большинство ее традиций и самых дорогих верований… В общем, не исключено, что лейбористская партия в том виде, в каком она существовала почти сто лет, попросту исчезла».

Джон Прескотт, подставной оппонент Блэра, присоединился к хору похвал: «Этот деятель, наш новый лидер, получил то, что заслуживает. Он обладает моральным авторитетом и вызывает уважение как политик. Ему достанет энергии и жизненной силы привлечь к нашей партии симпатии людей… И он задаст жару тори».

Блэр торжественно обещал не останавливаться до тех пор, пока «судьбы нашего народа и нашей партии не сольются воедино на следующих всеобщих выборах»…

Называя свою партию партией «новых лейбористов», Блэр говорил: «Позвольте пояснить, как она будет действовать. Не по каким-то сухим академическим прописям или ученическому евангелию от Карла Маркса. Она будет работать с каждым, кто ежеутренне хотел бы и готов подняться с мыслями о работе, которая дает ему возможность содержать семью».

В стиле Джона Кеннеди он призывал английскую молодежь «присоединиться к нам в крестовом походе за перемены. Вступайте в наши ряды. Конечно, мир в одночасье не исправишь. Конечно, нам следует избегать глупых иллюзий и невыполнимых обещаний. И все же трудные альтернативы и нелегкие компромиссы, которые нам навязывают будни, окутаны духом прогресса, который пробивается сквозь века и которому мы храним верность». Он закончил свое выступление на высокой ноте, присягнув вести лейбористскую партию «с мужеством, состраданием и трезвостью, но более всего с надеждой — крохотной, неверной надеждой, которая всегда дороже вечного холодного отчаяния».

Позиции Тони Блэра и способ их отстаивания оказались действенными. Сразу после его избрания на пост лидера социологические опросы показали значительное преимущество лейбористов над консерваторами, причем достигнуто оно было в значительной степени за счет респондентов из среднего класса. Но чтобы убедить людей в своей подлинной приверженности курсу перемен, Блэру предстояло одолеть еще один барьер. Перед ним возникла тяжелейшая задача — переписать злополучную 4-ю статью программы лейбористской партии, в которой говорится об общественной собственности на средства производства и которая в политическом смысле для лейбористов крайне неблагоприятна, ибо напоминает избирателю о том, что в конце концов перед ними — социалисты. Составленная в 1918 году, когда по России катилась революция, эта статья была выдержана в чисто марксистском духе: задача состоит в том, чтобы «обеспечить работникам физического и умственного труда полное владение результатами своей деятельности и самое справедливое их распределение, каковое возможно лишь на основе общественной собственности на средства производства, распределения и взаимообмена».

Были все основания полагать, что профсоюзы воспротивятся отмене 4-й статьи. И тут Блэр сотворил чудо. Он лично обратился — и достиг согласия с руководителями ключевых профсоюзов и членов лейбористской партии, а также заручился поддержкой своего друга-соперника Джона Прескотта. Но уже в ходе самой конференции планы Блэра едва не расстроил выступивший против его предложений Робин Кук, в ту пору пресс-секретарь ряда отраслевых профсоюзов.

Тогда Блэр и Прескотт, исполненные решимости довести дело до победного конца, предложили альтернативный проект 4-й статьи: «Рыночная экономика с действенными инструментами накопления частного и общественного богатства». Отвергая общественную собственность как «панацею против всех болезней рынка», авторы новой программы заверяли: «Мы не собираемся полагаться на абсолютное арифметическое равенство».

Под конец 1994 года Блэр лично обратился к 30 тысячам членов лейбористской партии с просьбой о поддержке. Этот ход оправдал себя: на внеочередной конференции 29 апреля 1995 года новая редакция 4-й статьи была принята большинством едва ли не в две трети голосов. «В конце концов, — пишет обозреватель, — большинство профсоюзов и местных партийных организаций не отважились выступить против Блэра, понимая, что таким образом они выступают против собственного политического будущего».

Как обычно, Блэр оказался щедрым победителем — он не забыл кинуть крохи оппонентам из стана леваков. Но суть главного его завоевания была бесспорна. Как он сам писал впоследствии, в ходе составления новой редакции 4-й статьи «вполне прояснилось то, о чем я догадывался и раньше, но не был уверен: партия и впрямь отставала от хода перемен».

Так почему же не взбунтовались профсоюзы? Почему они примирились с ограничением своего влияния и приняли руководство человека, который, судя по всему, собирался и далее его ужимать? Есть простой ответ: Маргарет Тэтчер. Атаки тори на профсоюзы, не прекращавшиеся на протяжении всех 1980-х годов, деморализовали профсоюзных лидеров и лишили их завоеваний, стоивших векового труда, — «закрытых лавок», права на забастовки без согласия рядовых членов, свободы от правительственных установлений, права на пикетирование по собственному усмотрению и фактического иммунитета против судебных преследований. Тлеющая ненависть к тэтчеризму стала той порцией адреналина, что способствовала победе Блэра. Если надо выбирать между тэтчеризмом и Блэром, профсоюзы готовы были предпочесть последнего…

Избавление от профсоюзов принесло желанный результат: ограничив влияние структур, бывших до того ее основой, партия заметно выросла в глазах общества. Опрос института Гэллапа, проведенный вскоре после избрания Блэра лидером лейбористов, показал, что 53 процента электората консерваторов были бы рады или хотя бы удовлетворены, если правительство сформируют лейбористы. Согласно же опросу газеты «Экономист» (октябрь 1994 года), «две трети избирателей сходятся на том, что лейбористы изменились в лучшую сторону. Их приоритеты совпадают с приоритетами опрошенных, которые считают, что партия теперь понимает «нужды таких людей, как я».