Политика. История территориальных захватов XV-XX века

Если кто остался в выигрыше, то это была Англия. Английская буржуазия готовилась к длительному экономическому состязанию с Голландией, к еще более длительной как экономической, так и военной борьбе с Францией. Шансы на победу над обеими соперницами были теперь больше, чем еще в начале последней четверти XVII в. А главные плоды этой будущей, но уже наперед учитываемой победы английский капитал рассчитывал пожать в колониях.

Его расчеты оправдались.

Об Индии и о начале борьбы между европейцами за Индию и за торговлю с Индией будет сказано ниже. Здесь приведу только главные данные о том, каковы были позиции, которые успели занять французы перед началом этой борьбы в Индии и на островах Индийского океана, лежащих на прямом пути в Индию от мыса Доброй Надежды до индийских берегов.

Первые попытки французских купцов завести непосредственные сношения с Индией начинаются лишь на несколько лет позже, чем первые голландские экспедиции туда. Первый французский корабль побывал в индийских водах в 1602 г. (отправившись туда из Северной Франции за год с лишним перед тем), у берегов Цейлона.

Но первые французские поползновения торговать с Индией и Индонезией неизменно встречались с враждой и открытыми нападениями со стороны голландцев, которые ни англичан, ни французов не желали подпустить к разделу португальского наследства, а твердо и вполне сознательно решили, вытеснив португальцев, всецело и без всяких партнеров монополизировать всю восточную морскую торговлю в своих руках.

Тем не менее время от времени эти попытки французов повторялись, и редкие их корабли, которым удавалось вернуться во Францию невредимыми, ускользнув от голландцев, все более и более возбуждали во французском торговом мире интерес к этой все не дававшейся французам торговле.

По пути в Индию французы однажды натолкнулись (в 1630 г.) впервые на колоссальный остров, лежащий к северо-востоку от мыса Доброй Надежды. Это был Мадагаскар, размерами (590 тыс. км ²) превосходивший всю Францию. Он был известен португальцам еще с самых ранних лет после появления их в Индийском океане: его открыл Диас (не Бартоломеу Диас, открывший в 1486 г. мыс Доброй Надежды, а Диего Диас). Но португальцы не очень много внимания уделили этому громадному острову, так же как спустя 100 лет после них и голландцы. И тех и — потом — других манили Индия и Индонезия, а Мадагаскар их интересовал больше в качестве стоянки для кораблей, идущих в Индию и из Индии.

Французы начали торговлю с племенами Мадагаскара, и в 1630 г. даже составилась небольшая торговая компания для торговых сношений с этим островом. Об овладении не то что всей этой колоссальной территорией, но даже частью побережья не могло быть и речи: сильные и многолюдные племена населяли остров, и не горсточке французов было мечтать о таком предприятии.

Но, торгуя с Мадагаскаром, французские купцы и мореходы прослышали о недалеко находящихся несравненно более плодородных островах, которые назывались у португальцев Маскарекскими островами, так как открыл их еще в 1528 г. дон Педро Маскаренас, губернатор португальских владений в Индии.

Маскаренских островов было три, французы с Мадагаскара провели там первую разведку (в 1638 г.) и один из этих островов (самый маленький, называвшийся Диего-Ргоис), совершенно пустынный, провозгласили французским владением.

В 1642 г. новая французская экспедиция овладела и двумя другими (значительно большими, чем Диего-Рюис) островами Маскаренской группы. Один из них был назван Бурбон (впоследствии островом Реюньон — Соединение, 2500 км ²), а второй — Иль-де-Франс (впоследствии остров Маврикий, 1865 км ²). Но еще далеко не скоро началось заселение этих двух островов и систематическая эксплуатация их французами.

Только с самого конца XVII и первых десятилетий XVIII в. Маскаренские острова покрываются плантациями (сахарными, кофейными, хлопковыми, рисовыми) и становятся в глазах представителей французского правительства почти такой же ценнейшей частью французских владений, какой в Западном полушарии являлись Малые Антильские острова.

Но кроме чисто коммерческого значения, Маскаренские острова приобрели со временем значение удобнейших обсервационных и опорных пунктов для французского флота: во-первых, эти базы нужны были для долгой борьбы против англичан за Индию, которая шла с перерывами в течение всего XVIII в.; во-вторых, эти острова должны были служить службу в предприятиях, направленных к захвату острова Мадагаскар, на которые, как сказано, еще не решались французы в первые времена своего знакомства с Мадагаскаром, но на которые они решились в следующем поколении, уже при Людовике XIV, когда под направляющим руководством Кольбера в кругах представителей французского купечества и высших представителей французского двора и правительства стала складываться активная, захватническая тенденция колониальной политики. Именно тогда для более полного использования торговых возможностей и для более успешного вытеснения торговых конкурентов было признано необходимым всюду, где это возможно, овладевать не только побережьем, но и «хинтерландом», кедрами, внутренними частями данной страны, и стремиться не только к скупке местных продуктов у аборигенов, но и к производству на месте этих ценностей на своих собственных плантациях при помощи принудительного труда местных жителей или привозимых рабов.

Но овладеть Мадагаскаром французам все-таки оказалось не под силу ни во второй половине XVII в., ни в течение XVIII в., ни даже в течение почти всего XIX в.

Во всяком случае, несмотря на повторные экспедиции к берегам Мадагаскара и на набеги кое-где в глубь страны (правда, всегда не на очень далекое расстояние от берега), не удалось обосноваться на Мадагаскаре ни в одном пункте побережья сколько-нибудь прочно.

Когда в середине 80-х годов XIX в. французы начали систематическое завоевание громадного острова, а в 1894 г. окончили его, то официальная французская публицистика и затем руководящая колониальная историография пытались представить дело так, что вот теперь наконец удалось реализовать «стародавние права» Франции на остров Мадагаскар. Таким образом, захват чужого самостоятельного владения при президенте Карно в конце XIX в. объявлялся законным и юридически обоснованным потому, что уже при Людовике XIV и его министре Кольбере французам очень хотелось захватить этот остров и что с тех пор целых 200 лет подряд им не переставало этого хотеться.

В те годы, когда англичане и французы окончательно покинули мысль добраться до Индии через северные моря и перешли к прямой борьбе против испано-португальской монополии, во Франции еще носились с идеей о «своем», «самостоятельном», не затрагивающем этой монополии пути в Индию. Нельзя сказать, чтобы эта французская идея блистала оригинальностью. Кардинал Ришелье снарядил небольшую мнимомиссионерскую экспедицию и послал нескольких монахов-капуцинов с немногими спутниками в Египет, Сирию, Персию, чтобы наладить брошенные европейцами со времени открытия Васко да Гамы сухопутные торговые сношения с Индией.

С 1622 по 1628 г. монахи ездили по этим странам, а позже проникли и на западное побережье Индии.

Ничего, собственно, из этих разведок не вышло, и на время все французские попытки прекратились.

Но когда наступила эпоха Кольбера и когда французские торговые круги все настойчивее и настойчивее просили правительственной поддержки и жаловались, что голландцы монополизировали всю восточную торговлю и преследуют всех конкурентов не менее жестоко и более успешно, чем это делали португальцы (которых голландцы вытеснили), то вопрос перешел в новую стадию.

Еще менее успешны были в XVII в. попытки французов обосноваться на побережье Индийского океана.

В 1662 г. в Пютии, тогдашней столице Сиама, появились два французских миссионера, и вскоре между Людовиком XIV и королем Сиама Фра-Нараи завязались отношения, однако они не стали прочными.

Под предлогом ускоренного введения в Сиаме христианства французское правительство послало туда не только новых миссионеров, но и отряд солдат для пущей поддержки их религиозной проповеди. В Сиаме началось возмущение как против отряда, начавшего грабить жителей, так и против самого Фра-Нараи, которого его подданные обвинили в том, что его сношения с Людовиком повлекли за собою нашествие французов.