ПСС том 20

Что власть в России XIX и XX веков вообще развивается «по пути превращения в буржуазную монархию», этого не отрицает Ларин, как не отрицал этого до сих пор ни одинвменяемый человек, желающий быть марксистом. Предложение заменить прилагательное буржуазный словом плутократический неверно оценивает степеньпревращения, но принципиальноне решается оспаривать, что действительный «путь», путь реальной эволюции состоитименно в этом превращении. Пусть попробует он утверждать, что монархия 1861—1904 годов (т. е., несомненно, менее капиталистическая по сравнению с современной) непредставляет по сравне-

О СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ ВЛАСТИ 197

нию с эпохой николаевской, крепостной одногоиз шагов «по пути превращения в буржуазную монархию»!

Мартов не только не пробует утверждать этого, а, напротив, «присоединяется» к В. Мирову, который, возражая Ларину, ссылается именно на буржуазный характер вит-тевских реформ, а также реформ 60-х годов ⁹⁰!

Пусть судит теперь читатель о «ловкости» Мирова и Мартова. Сначала они повторяют против Ларина те доводы, которые полтора годатому назад приведены были «правоверными» против ближайших друзей, единомышленников и коллег Мартова и Мирова, — а потом они уверяют читателя, что «схемы» Ларина и «правоверных» одинаковы.

Это не только образец литературщины против политики (ибо политика требует оформленных прямых ответов, а литераторы часто ограничиваются говорением кругом да около), это образец принижения литературы до буренинщины.

Приведя цитированные выше слова Ларина о том, что «если ничего не изменилось и т. д., то остается только бороться с ликвидаторами», Мартов отвечает ему:

«Мы до сих пор думали, что наши задачи определяются социальной структурой общества, в котором мы действуем, а формы нашей деятельности определяются, во-1-х, этими задачами, а во-2-х, политическими условиями.Социальная природа власти поэтому непосредственного(курсив Мартова) отношения к определению наших задач и форм деятельности не имеет».

Это не ответ, а пустая уклончивая фраза. Мартов опять пытается запутать вопрос, перенести спор не туда, где он ведется. Вопрос не в том, непосредственноили посредственносвязана социальная природа власти с задачами и формами деятельности. Пусть эта связь посредственная,— дело от этого нисколько не меняется, раз признается тесная и неразрывная связь. А Мартов не решается ни словасказать против признания тесной и неразрывной связи. Его ссылка на «политические условия» есть бросание песку в глаза

198 В. И. ЛЕНИН

читателю. Противополагать «социальную природу власти» «политическим условиям» так же бессмысленно, как если бы я противопоставил изготовляемые людьми калоши мокроступам. Мокроступы, это и есть калоши. А иных калош, кроме изготовляемых людьми, не бывает. Природа власти, это и есть политические условия, А иной природы власти, кроме социальной, не бывает.

В итоге мы получаем то, что Мартов «поговорил» кругом да около и уклонился от ответа Ларину. А уклонился он потому, что ответить ему нечего. Ларин вполне прав в том, что взгляд на «социальный характер власти» (на экономическую природу ее, если говорить точнее) связан тесно и неразрывно со взглядами на «задачи и формы деятельности». И у Ларина, и у «правоверных» эта связь сознана и проведена. У Мартова (и его домочадцев) связи во взглядах нет. Поэтому Мартов вынужден увертываться и отделываться «мокроступами».

Слушайте дальше:

«Более или менее ясно у этих меньшевиков (Мартов ссылается, в виде примера,на Когана, «Образование» 1907 г.) мелькала мысль о постепенном, так сказать, органическом «врастании» рабочего класса в ту «законную страну»*, которая получила начатки конституционного режима: о постепенном распространении третьеиюньских привилегий буржуазии» (а не «плутократии»? а?) «на широкие круги демократии. Если б таковою была действительная принципиальная основа современного «ликвидаторства» в кавычках или современного «легализма», то мы бы имели перед собою действительную ликвидацию наших традиций, действительный легализм, возведенный в принцип, принципиальный разрыв со всем нашим прошлым. С таким ликвидаторством мы должны были бы вести серьезную борьбу... Неужто суждено нам увидеть реформистов, вползающихв режим обновленной толмачевщины?» И к этому месту примечание Мартова: «Ларина я в реформистских тенденциях, разумеется (! !), не подозреваю».

Может быть, не всем читателям понятен этот галлицизм, представляющийся мне крайне неудачным. «Законная страна», это — буквальный перевод французского выражения pays légal, под которым разумеются те классы или группы, слои населения, которые имеют представительство в парламенте и пользуются в отличие от массы народа конституционными привилегиями. Между прочим, характерно для оценки шатаний Мартова. Он не хочет признать, что Россия 1908—1910 гг. сделала «еще шаг по пути превращения в буржуазную монархию». Но он признает, что «буржуазия» (а не «плутократия») «получила» 3.VI.1907 «начатки конституционного режима». Пойми, кто может!

О СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ ВЛАСТИ 199

Эта длинная выписка была нам необходима, чтобы показать читателю «манеру» Мартова со всей наглядностью. Он признает, что у Когана (меньшевика, систематически сотрудничающего в ответственных «трудах» вместе с Мартовым) «более или менее ясно мелькает» реформизм. Он признает, что если быреформизм был принципиальной основой ликвидаторства, то это был бы «разрыв с прошлым». Он бросает звонкую, кричащую, эффектную фразу против «реформистов, вползающих» и т. д. И он заканчивает,., чем бы вы думали? — уверением, что Ларина он, разумеется,«не подозревает» в реформистских «тенденциях» ! !

Ведь это точь-в-точь речь Эдуарда Бернштейна, Жана Жореса или Рамсея Макдо-нальда. Они все «признают», что у некоторых «крайних» «мелькает»... нечто нехорошее, реформизм, либерализм. Они все признают, что если былиберализм был «принципиальной основой» ихполитики, то это был бы «разрыв с прошлым». Они все бросают звонкие, кричащие, эффектные фразы против «либералов, пресмыкающихся» и т. д. И они все заканчивают... уверениями, что у Лариных,., виноват, у их более откровенных, более «правых» товарищей, единомышленников, друзей, коллег, сотрудников, они «не подозревают» либерально-буржуазных тенденций.

В том-то и гвоздь, что Ларин дал в цитированных статьях изложение «системы» взглядов самого несомненного, самого доподлинного реформизма! Отрицать это — значит идти против очевидности, значит отнимать всякий смысл у понятия реформизма. А если вы будете «опровергать» Ларина, «осуждать» «принципиальный» реформизм, бросать звонкие фразы против «вползающих», и тут же рядом, невступно, уверять, что Ларина вы «не подозреваете» в реформизме, так ведь этим вы вполне разоблачаете себя. Ведь этим вы вполне доказываете, что для вас ссылка на «принципиальную» вашу вражду к «принципиальному реформизму» есть та божба, которой торгаш сопровождает свои уверения: «верьте, как на духу скажу, себе дороже».

200 В. И. ЛЕНИН

Верьте, как на духу скажу: принципиальный реформизм я осуждаю, ноЛарина в реформизме не «подозреваю» (отвратительный народ, в самом деле, эти подозрительныеправоверы!) и с Лариным вполне схожусь в ликвидаторской практике.

Такова «развернутая формула» современного российского оппортунизма.

Вот вам применение этой формулы самимМартовым, которого наивные (или непонимающие глубины новойперегруппировки) люди до сих пор считают «несомненным» неликвидатором: