Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Даже работая почти на стопроцентном аутсорсинге частного бизнеса и неправительственных организаций, государство остается главным игроком, особенно в области международных отношений, где его авторитет и вовсе пока ничем не ограничен. Ответственность Левиафана слишком велика для того, чтобы делить ее с бизнесом или гражданским обществом. И он последовательно указывает второму и третьему секторам их подлинное место лоббистов, консультантов, участников сетей: часто весьма влиятельных, но никогда не решающих факторов мировой политики.

Однако формы осуществления государством своих властных функций меняются – речь идет о приспособлении государства к реалиям глобализации – жестокая конкурентная борьба, на которую обрекает страны система, может нивелировать позитивные последствия неизбежного экономического и культурного взаимопроникновения или же трансформировать его в инструмент контроля над побежденным конкурентом. Таким образом, суть третьего в нашем перечне вызова под условным названием «государство и глобализация», на который должны будут найти ответ Россия и Европа, состоит в способности каждого из партнеров совместить управляемость и эффективность. Только добившись нового качества собственной жизнеспособности, суверенное государство (или союз государств) будет способно выступать в качестве гаранта стабильности в мире вокруг.

Одним из наиболее распространенных объяснений причин глобального беспорядка, который мы можем наблюдать, является то, что проблемы, решение которых должно быть найдено на межгосударственном уровне, уже слишком глубоки и требуют от государств поступиться своими суверенными правами. К этому современные государства не готовы, что и парализует деятельность созданных ими международных институтов.

В своем исследовании «Двадцать глобальных проблем – двадцать лет на их решение» Жан-Франсуа Ришар выделяет три группы вопросов такого рода. Во-первых, речь идет о проблемах «владения планетой сообща», к числу которых относятся глобальное потепление, потери биоразнообразия и экосистем, истощение запасов рыбы, сведение лесов, нехватка чистой воды, сохранность и загрязнение прибрежных вод. Адекватность таких оценок подтверждают и другие, в том числе российские, исследования.

Во-вторых, глобальный характер имеют проблемы, «требующие проявления человечности». Это борьба с бедностью, миротворчество, предупреждение конфликтов и противодействие терроризму, внедрение образования для всех, ответ на вызов глобальных инфекционных заболеваний, «цифровой разрыв» – исключенность более трети населения Земли из пользования электронными технологиями вплоть до простой телефонной связи, предупреждение и смягчение последствий стихийных бедствий.

Третья категория проблем – это вопросы нормативно-правового регулирования хозяйственной деятельности в мировом масштабе и борьбы с отдельными видами преступности, имеющими подлинно трансграничный характер. Речь здесь идет о приспособлении территориальных налоговых систем к требованиям глобальной экономики, регулировании биотехнологий, построении глобальной финансовой инфраструктуры, борьбе с незаконным оборотом наркотиков и нарушениями прав на интеллектуальную собственность, сближении правил торговли, инвестирования, конкуренции и электронной торговли, а также нормах международного рынка труда и миграции.

Как мы можем видеть, решение перечисленных известным экономистом проблем требует не только коллективных решений всех стран мира и коллективной же их реализации. Речь должна идти об изменении самих основ хозяйственной жизни отдельных государств и, что наиболее важно, их внутренних общественных договоров – соглашений граждан об установлении, изменении или прекращении их гражданских прав и обязанностей, на основе которых осуществляется деятельность государства.

В качестве примера здесь можно привести фигурирующие в списке Ришара вопросы защиты интеллектуальной собственности или норм регулирования рынка труда и миграции. В первом случае мы имеем дело с очевидной «глобализацией» интересов ограниченной группы стран – производителей компьютерных программ и современных технологий. Вместе с тем копирование этих технологий имеет важнейшее значение в поддержании экономической и социальной устойчивости целого ряда стран, и повышение ими качества защиты прав на интеллектуальную собственность может спровоцировать конфликты и кризисы, имеющие гораздо более драматичные последствия. В этой связи в качестве действительно глобальной проблемы можно скорее выделить не защиту этих прав как таковую, а предотвращение конфликта и столкновения между развитыми и развивающимися странами.

Во втором случае – регулировании рынка труда и миграции – речь идет о втягивании в разряд сюжетов, требующих глобального подхода, вопросов, которые являются основой социальной стабильности в обществе. Существующие в большинстве развитых стран, включая и Россию, системы социальной защиты и социальная политика в широком смысле этого слова основаны на функционировании тонко настроенных систем учета интересов трудоспособной и нетрудоспособной части населения. Эти системы связаны с национальными традициями, институционализированы и тесно переплетены с программами экономического развития стран в целом и вряд ли могут быть поставлены в зависимость от некой общемировой рациональности. Пусть даже эта реальность и направлена на предотвращение рисков и угроз, связанных с отсутствием правил глобального рынка труда.

Мэтью Слотер, профессор экономики Школы бизнеса имени Така в Дартмуте, и Кеннет Шив, профессор политологии Йельского университета, фиксируют необходимость не менее глубоких изменений основ общественного договора даже в таком оплоте либеральной экономики, как США:

Проблемой представляется то, что при ближайшем рассмотрении приведенного выше перечня приходишь к выводу о неопределенности пока критериев, на основе которых та или иная проблема может быть квалифицирована как истинно глобальная. Большинство из них имеет, в случае неизбежной в реальной политике пристрастной оценки, четко выраженный территориальный характер. Такие трудности, как неграмотность, бедность, голод и распространение инфекционных заболеваний, только отчасти касаются стран условного «севера» и в большинстве случаев вполне успешно решаются комплексом мер, предпринимаемых национальными властями в Европе, США или России.

Системные усилия по их преодолению вряд ли смогут иметь характер общемировой кампании – у политиков «севера» не получится доказать своим избирателям необходимость не просто выделения части бюджетных средств на помощь слаборазвитым жертвам голода и болезней, а отказа от части благ, производство которых является препятствием для возникновения более сбалансированной социальной структуры мира.

Вторая группа глобальных проблем, носящая, как мы сможем убедиться, также территориальный характер, связана с вовлеченностью отдельных стран или групп государств в новую экономику. Признаки этой экономики – быстродействие, наднациональность и сетевой характер, высокая степень наукоемкости и сверхсостязательность.

Первым связанным с ее возникновением жестким вызовом для России и Европы стала финансовая и информационная глобализация, ставшая объективной реальностью за последние годы. Как отмечает крупный российский специалист по международным финансам Ольга Буторина, решающую роль здесь сыграло завершение перехода процесса либерализации движения капиталов в завершающую стадию. Если в 1976 году обязательства по статье VIII Устава МВФ (она запрещает ограничения по текущим платежам, дискриминационные валютные режимы и барьеры на пути репатриации средств иностранных инвесторов) выполняла 41 страна, то в 2006 году – 165 стран из 185 членов МВФ.