Никто кроме Путина. Почему его признает российская «система»

По словам Байерли, все предприятия в Москве вынуждены платить правоохранительным структурам деньги за защиту в параллельной виртуальной налоговой системе: «Полиция и МВД собирают деньги с малых предприятий, в то время как ФСБ собирает из крупных». «Крыша» ФСБ самая востребованная, говорит Байерли, ФСБ защищает даже «братву Солнцево», главную организованную преступную банду Москвы.

Дальше я читаю, что аморальность тянется вплоть до верхушки российской власти, взятки передают вверх в рамках «вертикальной» системы Путина. Байерли цитирует один источник, который свидетельствует, что Лужков и другие мэры и губернаторы «платят ключевым сотрудникам Кремля». Источник утверждает, что чиновники заходят в Кремль «с огромными чемоданами и охранниками». Чемоданы, предполагает источник, «наполненные деньгами». Другой источник не соглашается и утверждает, что взятки проще платить «через тайный счет на Кипре» — любимом оффшорном маршруте состоятельных россиян. Эта система взяточничества также действует в регионах России.

Не удивительно, что уголовный и политический миры пересекаются, говорится в телеграмме; при этом депутаты, как правило, должны покупать себе места в парламенте. Схема проста: депутатам нужны деньги, чтобы добраться до верхушки, но как только они там оказываются, «их должности становятся весьма выгодными для зарабатывания денег». Руководители московской полиции, тем временем, также управляют «ресурсами для ведения тайной войны», которые идут на решение таких проблем Кремля, как «фальсификация выборов» или подкуп граждан в случае необходимости.

Это похоже на утверждение, которые я слышу от другого источника: государственные корпорации, такие как «Газпром» и «Роснефть», тайно платят деньги в кремлевский фонд взяток, которым распоряжается банк ВТБ. Его используют для выдачи вторых заработных плат размером до 70 000 долларов в месяц ключевым чиновникам и правоохранителям.

Масштаб коррупции колеблется. Байерли цитирует данные «Transparency International» за 2009 год. По оценкам организации, взяточничество стоит России 300 миллиардов долларов в год, или 18 % валового внутреннего продукта страны.

За месяц до моего возвращения в Лондон Медведев увольняет Лужкова. Это одно из немногих смелых действий за время его президентства. Накануне его освобождения государственные телеканалы России обвиняют Лужкова и его жену, застройщицу-миллиардершу Елену Батурину, которая сейчас живет в Лондоне, в масштабной коррупции. Однако Медведев не называет коррупцию среди причин увольнения Лужкова. Взамен он предлагает нечеткое объяснение — что мэр утратил доверие президента.

Его сдержанность понятна. В конце концов, если Лужков был продажным на протяжении предыдущих 18-ти лет, причем 10 из них при Путине, — почему Кремль все время молчал?

Мои материалы о коррупции из «WikiLeaks» Москва не одобрит. Это несомненно. Говорить правду в России не принято. Но мне не удается предсказать масштаб мстительности Кремля.

«Благодаря Диме и Володе»

Неожиданный телефонный звонок во вторник 2 ноября 2010 года. Я — в Лондоне, погружен в чтение тайных телеграмм «WikiLeaks» по России. На проводе — Николай, младший функционер из департамента печати российского Министерства иностранных дел. «Вы должны прийти на встречу в министерстве иностранных дел, которая состоится завтра в 10 утра», — говорит он по-русски. Я объясняю ему, что нахожусь в Британии, выполняя временное задание в офисе «Guardian» в Лондоне, и некоторое время не буду возвращаться в Россию. Я спрашиваю, по какому поводу эта встреча. Он отказывается говорить. Через неделю Николай (я так и не выучил его полного имени) звонит снова. Министерство до сих пор хочет меня видеть.

Телефонный звонок явно предвестник чего-то. Но чего? Странным кажется время, когда он прозвенел: скоро, 27 ноября 2010 года, должна закончиться моя ежегодная аккредитация в российском Министерстве иностранных дел (МИД). Я, как и в прошлые годы, подал заявление на ее продолжение. 28 ноября 2010 года «Guardian» вместе с международным консорциумом печатных изданий, включая «New York Times», вот-вот должна опубликовать первые сенсационные разоблачения из телеграмм американского Государственного департамента. Знает ли об этом Кремль? И не наблюдаем ли мы попытку отговорить нас от публикации? Возможно, это запугивание?

Внутренний сервер «Guardian», на котором хранятся телеграммы «WikiLeaks», имеет несколько уровней безопасности. Но у российского государства есть армия опытных хакеров, для которых регулярные брандмауэры не представляют значительной опасности. На той же неделе я встречаюсь с Джулианом Ассанжем, шеф-редактором «WikiLeaks». Он придерживается мнения, что русские, китайцы и, «возможно, иранцы» уже имеют файлы Госдепа.

Но несмотря на это, мне кажется невозможным, чтобы министерство пошло на столь резкую меру и решило вытурить меня из России. Конечно, это было бы катастрофой для государственных отношений, возвращением к досадным старым временам СССР. Исходя из таких соображений, я готовлюсь к еще одному официальному выговору. В субботу, 13 ноября, я лечу в Москву из Лондона. Мы договариваемся, что я приду в Министерство иностранных дел в понедельник, 15 ноября. МИД без предупреждения переносит встречу на 24 часа. Его руководство «недоступно».

На следующее утро, во вторник 16 ноября, в 11 часов я являюсь в Департамент информации и печати МИД в историческом районе Старый Арбат. Здание с классическим фасадом расположено неподалеку от модернистского британского посольства и Министерства иностранных дел, огромного сооружения эпохи сталинизма, которое возвышается как готическое чудовище над Бульварным кольцом. Пушкин жил на Арбате в течение трех месяцев после бракосочетания. Этот район любила московская дореволюционная интеллигенция. Сейчас Арбат является ловушкой для туристов, с его лотками, в которых продаются советские сувениры, шапки из кроличьего меха и матрешки или российские куклы с изображениями Путина, Горбачева и Губки Боба.

Я встречаюсь с Николаем внизу. Он сопровождает меня в скрипучем лифте на второй этаж, потом проводит меня по коридору, устеленному красным ковром, в приемную. Стены украшают графические карты старой Москвы в рамках. Из мебели — софа и несколько тускло-коричневых деревянных стульев. Из окна виден мощеный Денежный переулок. Атмосфера — казенная и выразительно советская. У меня складывается впечатление, что эту мрачную комнату используют нечасто. Олег Чурилов, глава департамента прессы, появляется со своим заместителем Александром Кузнецовым. Чурилов — человек позднего среднего возраста. Эти двое, вежливые правительственные функционеры, должны что-то сообщить.

Чурилов начинает говорить натянуто приветливым тоном. Мы разговариваем на русском. Он отмечает теплую не по сезону погоду в Москве: на улице 11 градусов выше нуля и середина ноября, обычно к этому времени улицы Москвы покрыты тонким снежком. За два года до этого коллега Чурилова из департамента прессы, Борис Шардаков, орал на меня, употребляя обращение «ты», выражая недостаток уважения. Но Чурилов разговаривает спокойно и мягко. Он употребляет «вы» и вежливо называет меня «господин Хардинг». Мои плохие предчувствия усиливаются.

То, что происходит дальше, похоже на сюрреалистическую пантомиму — черная комедия, которая могла бы выйти из-под пера Гоголя, непревзойденного летописца бюрократического абсурда. Чурилов объясняет, что возникли «определенные проблемы», связанные с аккредитацией. С торжественным выражением лица он достает тонкую кожаную папку желтовато-коричневого цвета. Она оказывается пустой. Тогда я замечаю два листа бумаги размером А4. В течение следующих 20 минут Чурилов объясняет, что я «нарушил» миграционные правила, когда ездил в российскую Арктику в пресс-тур, организованный «Гринпис».

Я хорошо помню эту поездку. В октябре 2009 года, за два месяца до Копенгагенского саммита, я вместе с другими журналистами полетел на полуостров Ямал. Нашей целью было изучение изменения климата. Мы провели две ночи в лагере с ненецкими оленеводами. Ненцы блуждали по этой отдаленной субарктической территории тысячи лет. Но их кочевой образ жизни испытывал каждый раз большой стресс от потепления климата.