Продажная девка Генетика

Переписка с читателями порой может довести до отчаяния. Мечтаешь уже — хоть бы кто догадался мне стальную каску подарить. Сколько же можно биться голой головой об стенку?

В своих статьях о марксизме я писал, что представления марксистов о государстве как об «органе насилия», подлежащем уничтожению, — ублюдочно. Они уничтожают в органе управления народом ПРОФЕССИОНАЛОВ, меняя их на придурочных р-революиионных «авторитетов». Сколько статей я об этом написал — 5 или 10? Ведь я делаю вывод — их, профессионалов управления, нельзя трогать как таковых, их нужно умеючи заставить служить народу, возможно, расстреляв кое-кого для примера непонятливым. И внедряю в умы читателей конкретный прием, как это сделать. Кто еще в нашей прессе, кроме меня, так защищает ПРОФЕССИОНАЛОВ даже там, где их все ненавидят? И чего я добился?

Вот товарищ В.В. Губин присылает статью «В защиту Эйнштейна и Маркса» и не находит для нее лучшего начала, чем: «Уважаемый Юрий Игнатьевич! Вы часто говорите, что не любите профессионалов». Ну, спасибо!

Я уже и не знаю, какие слова подобрать. Давайте скажем так: я считаю, что только профессионалы могут обеспечить нормальную и улучшающуюся жизнь народа. Но кто «профессионал»? По Мухину — только тот, кто может сделать Дело — товар или услугу, нужную людям для лучшей жизни. И только!

Никакие бороды, умные слова, ученые звания и реклама для меня не имеют значения. Можешь прочитать 20 тыс. книг и запомнить их, можешь защитить диссертации и стать действительным членом — для меня ты не профессионал, а просто член, если ты не сделал ничего нужного людям, не сделал Дела. Поэтому для меня Ленин — профессионал, Сталин — выдающийся профессионал, а Маркс — как в детстве не понимал, что такое государство, так и в старости ничего не понял. И вся Лондонская библиотека ему помочь не смогла.

Я не люблю не профессионалов, а людей, не понимающих смысла употребляемых ими слов, -людей, не представляющих, что эти слова описывают. И не терплю людей, которые не делают Дело.

Уверен, что, прочитав это мое пояснение, меня поняли еще меньше, чем раньше. Почему? В физике уже лет сто непогрешима бредовая теория относительности Эйнштейна. Бога можно отрицать, но не ее; в 40-х годах за критику теории Эйнштейна наши физики писали доносы в КГБ, пытаясь посадить в тюрьму критиков. Я написал об этом статью — и вот реакция.

Ламцадрица-цаца

Маяковский как-то писал, что у нас поэтом себя считает тот, кто умеет после слова «отца» написать «ламцадрица-цаца». Не важно, что он не понимает значения этого слова, — важно, что в рифму.

Какие слова принято рифмовать со словами «Эйнштейн» и «Маркс»? Правильно — «великие» и т.д. Рифмуй так — и будешь выглядеть как умный. В.В. Губин, к примеру, пишет:

«Поэтому ваша ссылка на знаменитого электротехника Н. Теслу, сказавшего о теории относительности: «Считать это физической теорией могут только наивные люди», — у физиков может вызвать лишь смех: ссылки на него в этой области так же основательны, как ссылки одного нашего современного изобретателя в области ядерной физики на Жукова и Косыгина».

Не в рифму Тесла сказал, не в рифму. Хотя Тесла — отец промышленного электрического тока. В физике он разработал его философию. Насколько он велик по сравнению, скажем, с Эйнштейном, читатель может определить, оглянувшись — в любом электрическом приборе и устройстве находится Дело, в начале которого стоит Тесла. Товарищ Губин пишет:

«... рассматривать известные тогда так называемые элементарные частицы как истинно элементарные. Вот они и пытались встроить недопустимое в теорию, и удивлялись, что это приводит к противоречиям. Вот с чем связана та трудность, о которой упомянул Блохинцев. Тут не знаешь, смеяться или плакать! За полвека до того Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» сказал известную всем (до перестройки) фразу: «Электрон так же неисчерпаем, как и атом...» Ее заставляли всех учить, вдалбливали, разжевывали, но — как об стенку горох».

А какое отношение к физике, товарищ Губин, имеет В.И. Ленин, чтобы его суждения об атоме считать «основательными»? В данном случае дело не в Ленине, а в том, что для вас в одном случае мнение профессионала Теслы не годится, а мнение любителя Ленина, случайно сказавшего банальное «ламцадрица-цаца», уже является неоспоримым доказательством.

И что мне делать с такой Вашей логикой — смеяться или плакать? Я ведь теперь не уверен, что Вы понимаете смысл слова «наука», хотя употребляете его. Вот Вы пишете: «Принципиальное согласие с Фоком — это главное, а остальное — замечание побочное, относящееся к трудностям согласования разных теорий, к развитию более широкой теории, и вдобавок не вполне корректное». И еще: «Теории никогда не бывают абсолютно точными и совершенными. Они уточняются и развиваются постепенно».

Простите, но разве Вы не замечаете, что, запрещая критиковать теорию относительности Эйнштейна, Вы наглухо закрыли пути развития других, возможно, более правильных представлений о мире. И это, кстати, был вывод моей статьи.

Истина — это не то, о чем вслед за прессой талдычат миллионы. Это то, что не боится критики. Вы же, физики, ее боялись и боитесь. Вы пишете:

«Теперь об упоминаемой Вами критике Максимовым теории Эйнштейна. Максимов выступал по существу и, соответственно, критиковал не Эйнштейна, а саму теорию относительности, причем только специальную и, напомню, созданную не только Эйнштейном. Академики Фок, Тамм, Кикоин и другие выступили против Максимова тоже по делу, именно потому, что теория относительности работала и была необходима в расчетах, а Максимов вместо нее предлагал шиш с маслом. Понятно? Так что суть «доноса» академиков — оградить работающую, возможно, приближенную и временную вычислительную модель от некомпетентной, неконструктивной (не дающей ничего взамен) и разрушительной критики».

Не согласен! Суть доноса — всегда! — вызвать репрессии начальства по отношению к объекту доноса. И только. Донос может быть и благородным, но не в данном случае — эти доносчики имели достаточно места в своих изданиях, чтобы ответить на любую критику без репрессий к критикующему и к органу, напечатавшему его.

Но все эти ландау и Сахаровы без колебаний пошли на донос. И Максимов критиковал не «вычислительную модель», а то, что эта модель вписана в теорию, которую он за таковую не считал.

И потом — что же это за «теория», если для нее слова даже дурака, предлагающего «шиш с маслом», являются «разрушительной критикой»?

Вы скажете, что я цепляюсь к Вашим словам, которые Вы не всегда, возможно, удачно применили. С одной стороны, это так, поскольку, повторяю, я не люблю авторов, для которых слова — это только слова, некие «ламцадрица-цаца», но, с другой стороны, я все же хочу показать читателям тот смысл, который именно в СССР стоял за непогрешимостью официальной науки. Почему эта «наука» так отчаянно боится критики?

За что науку уважать?

Дам цитату из В.В. Губина несколько больше, чем нужно:

«Науку надо уважать, а с нею — и ее создателей, и лидеров. Почему надо уважать науку? Потому что она — наиболее полное и систематизированное знание. Если бы было что получше в отношении знаний, то именно это и было бы наукой: «лучше гор могут быть только горы». И ведь бывали такие гении, что в своей области глубоко разбирались! Такими были Маркс, которого Вы, Юрий Игнатьевич, постоянно полощете, и Эйнштейн, которого Вы, на Ваше несчастье, ни к селу, ни к городу выбрали своей мишенью в № 10 «Дуэли» в статье «Гений еврейской сотни». Надо сказать, подавляющее большинство физи-ков-теоретиков всего мира относятся к Эйнштейну с теплым уважением и почтением не только за его знания, интуицию, многочисленные достижения и явную заинтересованность в истине (даже если слышали о каких-то его действительных или мнимых промахах в физике — кто не без греха!), но и за его благожелательность к другим».