Русская Доктрина

При ином подходе к государственному строительству учитывалась историческая память, сохранившая символы догосударственного родового и территориального единства более мелких общностей. В этом случае для нации более приемлемой оказывалась имперская модель. При этом почти всегда находилась одна из родовых территорий, осуществившая государственный суверенитет и ставшая в процессе объединения гегемоном (Пруссия в Германии, Кастилия в Испании, Пьемонт в Италии, Московия в России).

Объединяющая идея Империи вбирает в себя культурные достижения народов и цивилизаций на огромных пространствах и в обширных временных промежутках, сплавляя их в сложную, а оттого долговременную и способную к развитию, иерархическую систему. Каждый из дееспособных подданных империи понимает себя, с одной стороны, принадлежащим к своей малой родине, ее языку, нравам и обычаям, но, с другой стороны, ощущает себя одновременно и подданным императора. Тем самым родовое чувство национальных меньшинств (народов, не причисляющих себя к ведущей нации) не противоречит государственной идее и поддерживает имперскую нацию. Имперская форма государственного строительства становится и высшей формой самоорганизации нации. Именно поэтому объектом атаки со стороны агентов бюрократии стали империи, разрушение которых породило кровавые конфликты ХХ века, каких не знала предшествующая история.

Нация не есть нечто застывшее. Она постоянно меняющийся и совершенствующийся целостный организм: античная нация связана с городом-государством или империей, состоящей из множества полисов, соединенных в провинции. Средневековая европейская нация охватывает ландшафты, впервые соединяя нацию с пространными территориями и открывая возможность построения политии (по Аристотелю – наилучшая форма правления, сочетающая монархию, аристократию и волю народа), где государственные решения делегируются определенному слою в акте доверия. В более поздних империях (Арабского халифата, Российской, Османской) нация соединяется общностью задач, письменностью и веротерпимостью (при ведущей роли одной из религий). Наконец, современная нация соединяется с государством – унитарным или имперским.

Далеко не всем народам доводилось превращаться в нации – сообщества, где единство созревало до осознания и живого воплощения политической общности. К современности не все народы пришли хотя бы к какой-то форме нации. Население большинства государств за пределами Европейского мира зачастую лишено национального самосознания. В них сувереном является не нация и даже не архаичная монархия, а родовые кланы, военные хунты, закулисные иностранные олигархии с местными марионеточными политиками на привязи. Но и в Европейском мире нации (как сложившиеся, так и находящиеся в стадии становления) находятся перед опасностью разрушения и перехода общества в донациональное состояние: при утрате связи с государством (бюрократизация, тирания, олигархия, анархия), при уступке суверенитета (глобализм), при разделении на отдельные родовые или субкультурные общины (федерализм, мультикультурализм), при торжестве индивидуального над национальным (либерализм), при доминировании экономической солидарности взамен национальной (социализм).

Дробление империй, распад больших государств, образование марионеточных режимов, искусно управляемых олигархиями, – основа не для процветания, а для нового рабства, опасного тем, что оно утверждается набором пропагандистских инструментов, лишающих нации ощущения порабощенности. Всему этому противостоит национализм, который ставит ценность нации выше эгоизма частных лиц.

Национальное самосознание - арена борьбы Добра и Зла. Либералы пытаются представить нацию как выдумку, называют ее «воображаемой общностью», «идеологической конструкцией», внушенным мифом об общем происхождении. Иногда в нации хотят видеть всего лишь результат развития современных средств коммуникации. Радикальные либералы предпочитают видеть ближайшее будущее – их «коммунизм» – как «постиндустриальный мир», в котором разнородные меньшинства доказывают себе и окружающим свое право «быть другими», а нации должны отойти в прошлое. Творческий потенциал индивидуумов противопоставляется производству «общественных ценностей» и благ. Бюрократия приемлет такой подход, сохраняя контроль за некоторыми сторонами поведения своих рабов, гомогенизируя и уравнивая людей в мировом масштабе своими процедурами. Ритуалы лояльности бюрократии формируют сознание, нечувствительное к прошлому и не отвечающее за будущее страны и народа. Фабрикуется ложное представление о некоей единой «мировой цивилизации» и опасности любых уклонений от «магистрального пути человечества», представленного в стандартах тепло-хладного общества потребления, чуждого всякому творчеству, нечувствительного к несправедливости, равнодушного к Истине. Странам и народам навязывается «первобытное мышление», обнаруженное исследователями у все еще сохранившихся на земле диких племен. Тем самым вытесняется национальное самосознание. Здравый смысл нации подменяется «здравым смыслом» бюрократии, свобода подменяется фикциями – рабством рабов, не замечающих постыдности своего положения.

Нации в ХХI веке отчаянно сопротивляются диктату либеральной бюрократии – разложению на «меньшинства» и одновременной унификации в лояльности к правящим олигархиям. Даже разгромленные войнами и революциями центры мировых империй и мировых культур продолжают поддерживать дух нации, историческую память, традиционные верования. Бюрократия ведет со всем этим непримиримую борьбу либо уничтожая очаги сопротивления своему всевластию, либо заражая вирусом бюрократизации и зависимостью от «золотого тельца».

Формируются всевозможные пропагандистские и финансовые структуры, направленные на разложение национального сознания. Ими используется целая сеть эфирного вещания, дурачащая человечество, вбивая в сознание вредные или ложные представления о жизни. От этого целые континенты наполняются инвалидами информационных войн с подорванной психикой и деструктивным поведением.

Либеральные СМИ постоянно ведут прицельный огонь по основам жизни нации, содействуя разрастанию олигархических капиталов. Ими сформирован набор постоянно решаемых задач: над олигархическими группами не должно быть высшего арбитра – верховной власти; в обществе должен быть вытравлен или фальсифицирован патриотизм, задавлен независимый национальный предприниматель. Особенно разнузданна клевета на героические личности, составившие славу Отечества. Против них действует целый сонм фальсификаторов, пересказывающих биографии как набор скабрезностей.

Патриотизм у нанятых олигархами журналистов становится «прибежищем негодяев», а национализм – настолько антигуманным явлением, что подлежит разоблачению как прямое потомство нацизма и расизма. Товаропроизводитель для либеральных СМИ – это либо покорный обслуживающий персонал олигархии, либо жулик, а сами олигархи представляются в роли крупных капиталистов, на которых только и держится экономика. Мол, современное производство немыслимо без крупных корпораций, а потому их создание и существование оправдывает любые преступления. Либеральная публицистика отводит от олигархии любые претензии и взваливает из на производителей реальной экономики, на тех, кого олигархия давит своей налоговой системой, монополиями-перекупщиками, чиновничьим рэкетом. СМИ либералов нетерпимы ко всем, кто пытается защищать отечественного производителя. Они льют потоки клеветы на естественного союзника товаропроизводителей – националистов.

Национальный предприниматель и национальный политик подлежат травле всюду, где правит олигархия. И главным оружием этой травли являются средства массовой информации. Это ставит перед националистами одну из ключевых задач – национализацию крупнейших СМИ и направление их деятельности на воссоздание национального самосознания.

Сегодня от имени «прогресса» и «общечеловеческих ценностей» идет навязывание разрушительного социального проекта. Растравливаются низменные чувства, самые ужасные грехи проповедуются как нечто естественное для человека. Рабам олигархии прививаются страсть к наживе, мечты о случайном успехе, грезы о жизни без труда и ответственности перед будущими поколениями. Единственной моделью общества представляется мифологизированный Запад, ничтожный миг его относительного благополучия во второй половине ХХ века, представленный глянцевыми обложками и образом жизни из множества лишенных какой бы то ни было правды кинофильмов.