Нравственность капитализма. То, о чем вы не услышите от преподавателей

Если бы все капитальные ресурсы обладали неограниченной универсальностью, предпринимателям достаточно было бы следовать за изменениями внешних условий, перенацеливая ресурсы на те способы использования, которые в результате этих изменений становятся прибыльными. На деле, однако, универсальность ресурсов, как правило, ограниченна; для каждого из них существует лишь определенный набор способов использования [41] . Поэтому необходимость приспосабливаться к изменениям зачастую влечет за собой необходимость корректировки состава группы ресурсов («перегруппировки ресурсов»). Однако любое изменение в характере взаимодополняемости влияет на стоимость входящих в группу ресурсов, порождая прирост капитала или убытки. Предприниматели будут делать высокие ставки на те ресурсы, для которых они нашли более прибыльные способы использования, и низкие – на те, что приходится использовать с меньшей выгодой. В условиях, когда вступают в силу ограничения, то есть для ресурса, входившего в прибыльное сочетание, уже нельзя выявить способ использования (в настоящем или будущем), последний полностью утрачивает характер ресурса. Но даже если не брать подобные крайности, постоянная изменчивость мира, в котором мы живем, неизбежно влечет за собой прирост или убавление капитала, воплощенного в активах длительного пользования.

Таким образом, рыночный процесс представляет собой процесс выравнивания. В условиях рыночной экономики перераспределение богатства происходит постоянно и в масштабах, по сравнению с которыми внешне схожие процессы, инициируемые современными политиками, выглядят незначительными – хотя бы по той причине, что рынок наделяет богатством тех, кто способен им распорядиться, а политики– своих избирателей, которые, как правило, на это не способны.

Движущая сила процесса перераспределения богатства – не сочетание случайных факторов. Те, кто в нем участвует, играют не на «авось», а проявляют свои навыки. Этот процесс, как и все подлинно динамичные процессы, отражает передачу знаний от одного человека к другому. Он возможен лишь потому, что некоторые обладают знаниями, которые другие еще не приобрели, поскольку информация об изменениях и их последствиях распространяется в обществе постепенно и неравномерно.

В рамках этого процесса успеха добивается тот, кто раньше всех остальных осознает, что некий ресурс, который сегодня можно производить, если он еще не появился, или купить (если он уже существует) по цене А, завтра станет элементом какого-то продуктивного сочетания, в результате чего его стоимость составит уже А'. Подобная прибыль или убытки, обусловленные возможностью или потребностью в переходе от одного способа использования ресурса к другому (более эффективному или менее эффективному, чем первый), составляет экономическую суть богатства в изменчивом мире и является главной движущей силой его перераспределения.

В ходе этого процесса вероятность того, что один и тот же человек раз за разом будет правильно угадывать новые способы возможного использования существующих или потенциальных ресурсов, крайне мала – если он, конечно, не гений. Но даже в последнем случае его наследники вряд ли покажут столь же блестящий результат (если они, опять же, не гениальны). В мире неожиданных изменений убытки в конечном итоге так же неизбежны, как и прирост капитала. Конкуренция между владельцами капитала и специфика ресурсов длительного пользования, даже если эта специфика многогранна, обусловливают чередование прибыли и убытков.

У этих экономических феноменов есть определенные социальные последствия. Поскольку критики рыночной экономики сегодня предпочитают основываться на аргументах «социального» плана, нам, пожалуй, стоит прояснить подлинные социальные результаты рыночного процесса. Мы уже отмечали, что суть этого процесса – выравнивание. Сейчас мы можем точнее определить его результаты как вариант феномена, который Парето называл «круговоротом элит». Богатство редко остается надолго в одних и тех же руках. По мере того как непредвиденные изменения придают ценность то одному, то другому конкретному ресурсу, порождая прирост или убавление капитала, оно переходит из рук в руки. Можно повторить вслед за Шумпетером: владельцы богатства напоминают постояльцев отеля или пассажиров поезда – они всегда существуют, но их состав часто меняется.

Как мы видели, в условиях рыночной экономики любое богатство проблематично. Чем более долгосрочный и специфический характер носят ресурсы, тем ограниченнее круг способов их использования и тем очевиднее наличие проблемы. Однако в обществе, где объем фиксированного капитала был невелик – основной объем накопленного богатства принимал форму запасов товаров в основном сельскохозяйственных и с ограниченным сроком годности и где потребительских товаров длительного пользования, за исключением разве что домов и мебели, практически не существовало, – эта проблема была не столь заметна. Именно в таком обществе жили классики экономической науки, и многие его особенности они перенесли в свои теории. Таким образом, применительно к тогдашним условиям вывод этих экономистов о том, что любой капитал обладает однородностью и идеальной универсальностью (они противопоставляли его единственному на тот момент специфическому и невоспроизводимому ресурсу – земле), представляется в определенной степени обоснованным. Однако в наше время подобная дихотомия неоправданна. Чем больше в обществе объем основных фондов, чем длительнее срок их использования, тем сильнее вероятность того, что капитальные ресурсы, пока они не исчерпаются, будут использоваться не в тех целях, для которых они первоначально предназначались. На практике это означает, что в современной рыночной экономике постоянных источников дохода не существует. Длительность пользования и ограниченная универсальность это попросту исключают.

В настоящей статье мы подчеркивали прежде всего тот факт, что перераспределение капитала под воздействием рыночных сил в постоянно меняющемся мире – повсеместный и очевидный феномен. Почему же тогда он неизменно игнорируется? Можно понять, почему его игнорируют политики: в конце концов, подавляющее большинство избирателей не испытывают непосредственно на себе его воздействие, и даже если испытывают, вряд ли способны понять суть происходящего – как было наглядно продемонстрировано на примере инфляции. Но почему этот феномен обходят вниманием и экономисты? Им по идее должен импонировать тезис о том, что распределение богатства – результат действия экономических сил. Отчего же тогда столь многие экономисты продолжают рассматривать распределение богатства как «параметр» в вышеописанном втором значении этого понятия? На наш взгляд, проблема связана с чрезмерным вниманием к проблемам равновесия.Как мы уже видели, изменение способов распределения богатства – атрибут неравновесного мира. Прирост и убавление капитала происходит в основном из-за того, что ресурсы длительного характера приходится использовать незапланированными способами, и из-за того, что некоторые люди раньше и лучше других понимают значение меняющихся потребностей и ресурсов в динамичном мире. Равновесие означает постоянство планов, но перераспределение богатства рыночными механизмами, как правило, становится результатом спонтанных действий. Тем, кто привык мыслить категориями равновесия, процессы вроде тех, что мы описали, естественно, представляются чем-то не слишком «респектабельным». Для них «реальные» экономические силы – это те, что поддерживают равновесие. Поэтому силы, действующие в отсутствие равновесия, таким экономистам малоинтересны и чаще всего ими игнорируются.

Мы, конечно, не утверждаем, что современный ученый, столь искушенный в «грамматике» равновесия и столь неосведомленный о реалиях рынка, не способен или не готов анализировать изменения в экономике: это было бы нелепо. Мы только хотим сказать, что он хорошо подготовлен лишь к исследованию изменений, соответствующих довольно негибким теоретическим рамкам.

Сочетание политической и экономической свободы позволяет человечеству творить чудеса