К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №23 от 08.06.2010

Судья вздохнула, как вздыхает человек, с детства не любящий читать, но регулярно принуждаемый к тому карьерными соображениями. Решение ее было предсказуемо: увеличивать уголовное дело на три тома сочинений Ивана Миронова судья не собиралась. Но чтобы обосновать свое решение, судья Пантелеева предоставила слово прокурору.

Прокурор Каверин хоть и носит звучную писательскую фамилию, не стал оправдывать ее ни интересом к литературе, ни интересом к истории. Он не собирался искать аргументы, способные убедить судью в необходимости отказать Миронову в приобщении его книг к делу. Прецедент с брошюрой Квачкова? Сущие пустяки, господа! Государственный обвинитель давно привык: судья примет все, что прокурор скажет, поэтому можно говорить что угодно. И прокурор брякнул: «Я этих книг не читал. Но не вижу оснований для удовлетворения ходатайства подсудимого Миронова, поскольку содержание данных книг никак не относится к настоящему делу. Насколько мне известно из школьного курса истории, к продаже Аляски потерпевший Чубайс никакого отношения не имеет. О том, что эти книги написаны в то время, когда готовилось покушение, никаких доказательств нет. Впрочем, даже если Миронов и писал тогда эти книги, его научная деятельность не мешала ему регулярно посещать поселок Жаворонки, вблизи которого находится дача Квачкова».

Знакомые с законами элементарной логики люди в судебном зале заблудились в первых же двух предложениях прокурорского спича. Если прокурор не читал книги Ивана Миронова, а он, по его заявлению, их не читал, тогда откуда он знает, что их содержание не относится к данному уголовному делу, о чём он тут же, после признания в незнании книг и заявил убеждённо? При этом прокурор уверен и внушительно вещает на суде, что регулярное посещение дачи Квачкова и поселка Жаворонки, некстати прерываемое научно-исследовательской работой, является прямым доказательством причастности писателя и историка Миронова к покушению на Чубайса. Ну и, конечно же, вершина прокурорской мысли: Аляску продал не Чубайс! Логично, здраво, объективно: её успели продать до появления Чубайса, то действительно немногое, что продали без него.

Пока слушатели переваривали непереваримые плоды прокурорской логики, судья, даже не надкусившая их в благоразумных целях сбережения рассудка, объявила: «В удовлетворении ходатайства подсудимому Миронову отказать. Данные книги не относятся к рассматриваемому периоду, они изданы в 2007, 2009 и 2010 годах».

Вот так! Несвоевременные мысли Квачкова, свидетельствующие о неприязни его к Чубайсу, приобщать к делу по требованию обвинения можно и нужно, а несвоевременные мысли Миронова, об этом не свидетельствующие, - нельзя! Почему? Потому что для защиты на этой судебной уголовно-процессуальной трассе вечный «красный» судьи.

Впрочем, стороне защиты некогда было переживать очередную несправедливость судьи - ожидалось оглашение детализации телефонных переговоров подсудимых - последний козырь обвинения, призванный доказать, что подсудимые с ноября 2004 года готовили-таки покушение и потому регулярно перезванивались между собой.

Сам факт постоянного созвона большой компании друг с другом – вещь нередкая, и только прокурорско-следственные органы считают, что когда люди перезваниваются между собой – это основание подозревать в них организованную преступную группировку, ни больше, ни меньше. Так врач-гастроэнтеролог видит в солено-копченой пище не изысканные продукты питания, а один лишь источник язвы желудка.

Детализация телефонных переговоров оглашалась небольшими порциями, которые всё равно усвоить было невозможно из-за нагромождения цифр, а уж тем более проследить между ними связь и логику отбора следствием. Потом присяжным заседателям дозволялся короткий отдых, и снова юная подручная прокурора Колоскова голосом телефонного автомата чеканила цифры и даты.

Входящие и исходящие номера, даты, секундное время переговоров назывались не подряд, а выборочно. Яшин звонил Квачкову-старшему, Миронову и Найденову. Миронов созванивался лишь с Яшиным и с Квачковым-младшим. Найденов – только с Яшиным. Звонки подсудимых другим многочисленным лицам, не заинтересовавшим следствие, прокурор-девица пропускала за ненадобностью, и рисовалась странная, заказанная следствием картина заговорщического созвона четырёх подсудимых между собой, как будто не было у них больше ни родных, ни друзей, ни других знакомых. С особым нажимом на внимание присяжных юная Колоскова подчеркивала те звонки, которые отмечались на базовых телефонных станциях Одинцовского района, в предместьях дачи Чубайса и дачи Квачкова, московские звонки подсудимых прокурор замалчивала. Получалось, что подсудимые дневали-ночевали на даче Квачкова, просто не вылезали из неё. Была еще одна хитрость, на которую не сразу обратила внимания защита: подрастающая прокурор Колоскова, симулируя неопытность, при озвучке телефонных звонков невинно объявляла: «Квачков в это время находился там-то», «Яшин в это время находился там-то». На самом деле по называемым лукавой девушкой адресам находились не Квачков с Яшиным, а базовые телефонные станции, которые фиксировали поступавшие на них звонки. Причем в широком радиусе действия базовой станции звонить с телефона подсудимого мог в это время кто угодно, не обязательно Квачков или Яшин.

Самый весомый аргумент следствия: все подсудимые, и об этом свидетельствуют их звонки, посещали дачу Квачкова, заезжали в поселок Жаворонки, где имел для них несчастье проживать Чубайс, курсировали по дороге из Москвы в Одинцово, минуя деревни Крекшино, Ликино, Петелино, уездный городишко Голицыно и прочие окрестности имения Чубайса, в которых каждый звонивший в те дни человек мог оказаться под угрозой обвинения в покушении на хозяина имения.

Громоздились даты, цифры, фамилии, но уже потерявшие к ним всяческий интерес зрители в зале сидели и здраво размышляли о том, какую большую обиду, вряд ли заслуженную, претерпевает от обвинения бедняжка судья Пантелеева, принимаемая следствием за наивную простушку, которой всякую ерунду можно втюхать за истину, ведь действительно, какой дурак, задумав что то недоброе, будет пользоваться при этом своими собственными телефонами, зарегистрированными на их собственные имена. Вот же они, подсудимые, уже полгода как на глазах, на идиотов совсем не похожие, к тому же прошедшие судебную психиатрическую экспертизу. Интересно, а сами следователи с прокурорами психиатрам показывались?.. Господи, и чего только не полезет в голову, слушая не первый час одни цифры… Но ведь, действительно, не может нормальный человек, задумавший плохое, пользоваться своим телефоном для связи со своими подельниками. Опять же, после случившегося на Митькинском шоссе так называемого покушения 17 марта никто из них не прятался. Тот же Миронов, судя по распечаткам его телефонных звонков, озвученных в суде, и два, и три дня, и неделю спустя свободно разгуливал по Москве, перемещаясь от стен Кремля до самых окраин столицы и за пределы МКАД. Из многочисленных точек Москвы беспечно и много названивал родным, друзьям, знакомым, вместо того чтобы уносить ноги и затаиться, ведь В.В. Квачков был уже арестован, и по логике, и по здравому смыслу и ему требовалось немедленно залечь на дно…

Плавные мысли эти самым неожиданным образом вдруг резко оборвал, вызвав настоящий шок, перечень озвученных звонков Владимира Квачкова - так называемого «организатора» так называемого «покушения» на так называемого «видного общественного и государственного деятеля Чубайса». Согласно громко объявленной в суде распечатке телефонных звонков подсудимый Квачков, которого арестовали и увезли в тюрьму в день покушения 17 марта, продолжал после этого… названивать со своего телефона. И откуда он только не звонил! - вечером (арестованный и в тюрьму увезённый!) из родного дома на Бережковской набережной и оттуда же, как ни в чём не бывало, ещё и назавтра с утра звонил, потом исхитрился, согласно распечаткам, вести телефонные разговоры из… Лобни, переговариваясь подолгу то с домочадцами, то с друзьями...