Самоучитель игры на мировой шахматной доске

Россия/Советский Союз никогда не имели экономических или географических предпосылок для перехода к «океанической стратегии». Единственная попытка, предпринятая при Николае II, закончилась, как упоминалось выше, национальной катастрофой. Однако определенное давление на мировые торговые пути Россия, с ее традиционно высоким геополитическим потенциалом, оказывала, оказывает и должна оказывать в будущем.

На сегодняшний день страна не может ставить перед собой задачи борьбы за атлантические коммуникации (ни на коммерческом, ни тем более на военном уровне) [43]. Но во всяком случае Россия может и должна контролировать торговлю по Каспию и в системе речных транспортных коридоров «Север-Юг».

Второй геополитической задачей нашей страны в области морской силы является конкурентная борьба на дальневосточных морских коммуникациях, что подразумевает строительство современных грузовых судов и возобновление Тихоокеанского военного флота.

Наконец, Россия должна сосредоточиться на Полярных морях, образующих Северный Морской Путь (СМП).

Понятно, что океан, практически круглый год закрытый льдом, обладает высоким транспортным сопротивлением: движение судов возможно только караванами, следующими под ледокольной проводкой. Но СМП является кратчайшим путем на российский Дальний Восток, что обусловливает его стратегическое значение. Велик и экономический потенциал Пути — если иметь в виду перспективы освоения северных месторождений газа, нефти, цветных металлов.

Как отмечалось выше, средняя температура северного полушария в течение ближайшего столетия будет медленно повышаться, пока не достигнет уровня малого климатического оптимума (+1,2 градуса к современному значению, +2,5 градуса к отметкам температур, характерных для малого ледникового периода XVI—XVII столетий). Соответственно ледовая обстановка в Полярных морях будет постепенно улучшаться.

Все, что говорилось о море, справедливо и для «пятого океана», причем в гипертрофированной форме. Скорость самолета более чем на порядок превосходит скорость поезда или океанского лайнера. Любая точка неба обладает высокой связностью… для страны, имеющей достаточный авиационный парк и средства его базирования.

Увы, стоимость современных аэродромных комплексов столь же велика, как и у океанских портов, и их так же нельзя разместить в произвольной местности. Авиалайнеры дороги в производстве и эксплуатации: практически они рентабельны лишь при перевозке жизненно важных товаров. И, разумеется, людей, которые всегда остаются самым дорогим и ценным грузом.

Самолеты весьма уязвимы от атак с неба и земли, от террористических актов, погодных условий, наконец, просто от несчастных случаев. Это обусловило крайнюю нестабильность рынка авиаперевозок [44].

Тем не менее сегодня «воздушная связность» вносит значительный вклад в обеспечение общей региональной и государственной связности. В первую очередь это касается стран с большой территорией, таких как США, Канада, Австралия, Россия. Заметим, что Соединенные Штаты, имея превосходную дорожную сеть и огромное количество автотранспорта, широко пользуются среднемагистральными авиалайнерами для переброски людей и дорогих грузов на расстояние порядка 1000 километров.

Для России с ее крайне низкой плотностью дорожной сети (особенно на северо-востоке) гражданская авиация представляет собой не столько транспортную систему, сколько инструмент национальной безопасности, и понятно то внимание, которое уделяло авиатранспорту имперское коммунистическое правительство.

В 1960-х годах Н. Хрущев предпринял интересную в геополитическом отношении попытку ответить на преимущество противника на море и в воздухе захватом господства в космосе. Вероятность реализации такой космической стратегии в условиях экономического, научного и технического отставания СССР от Западных держав была минимальна, тем не менее замысел Н. Хрущева следует признать правильным, ибо при использовании стандартных геополитических приемов никаких шансов не было вообще.

План Н. Хрущева был не столь плох, как это принято считать сейчас. Возможно, неправильной была концентрация усилий на сравнительно второстепенной (по сравнению с инфраструктурным развитием) задаче создания ракетно-ядерного щита, но, во всяком случае, решающие ошибки, вызвавшие потерю темпа в космической гонке, были допущены уже при Л. Брежневе. В оправдание последнего следует сказать, что массированное освоение космоса средствами индустриального человечества, по-видимому, вообще невозможно, а к выходу в следующую цивилизационную фазу развития Советский Союз в 60-е годы был не готов.

ПРИМЕРНЫЕ ПАРТИИ (3)

Великая война на Тихом океане интересна во многих отношениях: она иллюстрирует устойчивость геополитических задач, прочность установившихся позиций, диалектику морской/воздушной и сухопутной войны, логику борьбы за связность, блеск и нищету стратегии, построенной на модели «естественных границ», неумолимость «транспортной теоремы». Само собой разумеется, в ограниченном объеме «комментированной геополитики» мы можем коснуться лишь некоторых, наиболее простых проблем Великой войны на Тихом океане [Переслегин, Переслегина, 2003].

Напомним, что Япония вышла из войны с Россией, имея более сильный флот, чем в начале войны, ослабленную армию и почти катастрофическое финансовое положение. Портсмутский мир не признал права сторон на контрибуцию, что вызвало охлаждение в отношениях между Японией и Соединенными Штатами, выступившими в роли посредника между воюющими сторонами.

Первая Мировая война перевела намечающийся конфликт в иную плоскость. Ослабление Британской Империи при резком усилении позиций США поставило на повестку дня вопрос о замене Версальского (читай: Лондонского) миропорядка на Вашингтонский. Однако в начале 1920-х годов США, будучи второй морской державой мира, были не готовы воевать на двух океанах против коалиции первого и третьего мировых флотов — британского и японского. Расторжение англо-японского альянса становилось, таким образом, приоритетной задачей американской дипломатии.

На Вашингтонской конференции 1921—1922 гг. американцам удалось добиться большего: не только англо-японский морской договор был расторгнут, но и предельные размеры флотов США, Великобритании и Японии были фиксированы в пропорции 5:5:3.

Кроме того, стороны обязались прекратить «гонку водоизмещении» линейных кораблей и авианосцев. Это решение, казалось бы одинаково выгодное (или невыгодное) для всех, ставило в привилегированное положение США: вся американская военно-морская стратегия была основана на возможности маневра силами между Атлантическим и Тихоокеанским ТВД через Панамский канал. Но Панамский канал имел ограничения по осадке и длине проходящих кораблей, и Вашингтонские соглашения подозрительно точно соответствовали этим ограничениям [45].

Япония справедливо восприняла Вашингтонские соглашения как тяжелое дипломатическое поражение. Ухудшилось также экономическое положение страны: как союзница Великобритании, Япония не испытывала проблем с нефтью, легирующими металлами, каучуком. Теперь такие проблемы возникли. Практически предоставленная сама себе Япония не обеспечивала себя ни одним из видов сырья, необходимого промышленности.

Такое сырье было — и в избытке — к югу от Японских островов в Индонезии. География диктовала Японии стратегию: надежно удерживать за собой центральный сектор западной части Тихого океана (Японское море, Восточно-Китайское море) и продвигаться на юг — на американские Филиппины, в Голландскую Вест-Индию и британский Бруней. Такая стратегия рано или поздно приводила к войне с США и Великобританией.

Армия, менее, чем флот, страдавшая от нефтяного голода, пользовалась иной геополитической логикой. Ее целью была избыточная защита Кореи, для чего предполагалось установить контроль над Китаем и создать альтернативное китайское государство в Маньчжурии. Такая стратегия постулировала необходимость войны с Китаем, создавала угрозу нового столкновения с Россией/СССР и опять-таки делала весьма вероятным вмешательство США и Великобритании, хотя и в ограниченных масштабах.