Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

Несмотря на то, что в течение прошлого столетия в Южной Азии возникло несколько самостоятельных национальных государств, данный регион остается гораздо более интегрированным, чем это принято считать. Враждебность и подозрительность в отношениях между странами Южной Азии подтолкнули к возведению жестких границ во имя соблюдения интересов безопасности. Тем не менее в регионе сохраняются нелегальные миграционные потоки, осуществляется контрабанда наркотиков и оружия. Происходит взаимопроникновение идей. Народы Южной Азии, имеющие много различий, связаны общей историей, географическим положением, традициями и религией.

С другой стороны, ученые и эксперты в области безопасности склонны рассматривать каждое государство Южной Азии в отдельности, концентрируя внимание лишь на их особенностях, имеющих отношение к региональной безопасности. При этом игнорируется наличие прочных связей между различными акторами в регионе. Упуская из рассмотрения внутрирегиональные связи, аналитики зачастую оказываются не в состоянии оценить в полном объеме проблему радикального ислама в регионе. В результате общее представление о ситуации в Южной Азии получается неполным.

Вопреки предположениям некоторых современных исследователей о том, что феномен исламского джихада в Южной Азии с центром в Пакистане и Афганистане возник сравнительно недавно (с начала противостояния в Афганистане США и СССР), история подсказывает, что на самом деле корни ваххабитского джихада следует искать в Восточной Бенгалии XIX века. Несколько проваххабистски настроенных мулл Восточной Бенгалии (нынешняя Бангладеш) и Верхней Индии объединились с целью возродить мусульманское правление в Индии. Их джихад был направлен против британцев, индусов и сикхов. Всплеск активности «фанатиков Индостана» (так британские власти называли одержимых религиозными чувствами мятежников, выступавших против их правления) положил начало войне на северо-западных границах Индии и жестокому подавлению ваххабитов во всей Британской Индии. Идеи «фанатиков Индостана» вдохновили ваххабитов в других частях мусульманского мира. Сегодня Талибан и «Аль-Каида» используют афганские и пакистанские племена, чтобы вести джихад против США и их союзников, в том числе против самого Пакистана. В XIX столетии точно такую же роль играли «фанатики Индостана». Изменились времена, но не ситуация в целом, не линии связей и не идеологическая рамка, возникшие в первой половине XIX века.

Анализ современного состояния радикального ислама в южноазиатских странах – Бангладеш, Непале, Мальдивской Республике – свидетельствует, что традиционные модели джихада не изменились. Точно так же, как и его движущие силы и организационные структуры. Бангладеш, Непал и Мальдивы – самые слабые государства в Южной Азии. Это три наиболее уязвимых звена в системе безопасности региона. И все они находятся под давлением разнонаправленных сил: с одной стороны, это напор ваххабитского радикализма, с другой, – попытки Индии сдержать его наступление. Воздействию радикальных тенденций сильнее подвержена Бангладеш, в то время как на Мальдивах подобное влияние ощущается в меньшей степени. Однако все три государства представляют собой плацдарм для сил радикального ислама, угрожающего, в конечном счете, завоевать весь субконтинент.

На потенциальную угрозу, которая исходит отсюда, часто не обращают внимания из-за относительно небольшого размера указанных стран и степени их влияния на региональную геополитическую ситуацию. Однако невозможно правильно оценить угрозу безопасности Южной Азии, не принимая во внимание риск возникновения такой угрозы, прежде всего, в этих критически важных зонах региона.

В докладе исследуются отдельные традиционные черты радикального ислама в трех названных странах и предпринимается попытка оценить его влияние на региональную безопасность в Южной Азии.

В исламе, как и в некоторых других религиях, всегда существовала значительная напряженность между светскими правителями и религиозными лидерами¹. В исламских сообществах халиф, султан или шейх, как правило, царствовали на протяжении длительного времени. Религиозные восстания и политические перевороты, вдохновляемые и возглавляемые улемами (духовенством), победу праздновали чаще всего недолго. Порой духовные лица бросали вызов в том числе и мусульманским правителям. В период до раздела Индии так называемые мусульманские «реформаторы» были движущей силой непрерывных бунтов против немусульманских правительств с целью возврата страны под исламское правление. Чтобы отстоять свои идеи и распространить влияние на мусульманские массы субконтинента, большинство религиозных лидеров выдвигало различные версии «чистого» ислама. Для теократических мусульманских движений обычно были характерны проявления крайнего коммунализма (опора на узкие общинные интересы и настроения), и, как правило, они оказывались недолговечны. Необходимо отметить, что все движения, возглавляемые исламскими религиозными лидерами, имеют политическую природу, что связано с содержанием одного из центральных догматов ислама, который делает упор на Таухид как непреложный принцип, определяющий всю человеческую жизнь.

В Индии мусульманское духовенство часто находилось в конфликте с правящей элитой, где мусульманские правители были склонны вести себя независимо от халифата или большой уммы. Предметом спора всегда был вопрос, соответствует ли правление и поведение того или иного властителя нормам ислама. И степень этого соответствия учению Пророка вызывала различные интерпретации и острую полемику. Поскольку в Коране подробно не рассматриваются проблемы законотворчества или искусства управления государством, последовательно сменявшиеся религиозные и политические лидеры по-своему определяли или трактовали правила политического поведения, причем расхождения между ними были скорее политического, чем теологического характера.

На субконтиненте один из первых примеров того, как улема бросает вызов правителю, зафиксирован в Бенгалии в 1397 году. Тогда суфийский духовный авторитет маулана Музаффар Шамс Балхи выступил с протестом против чрезмерной значимости, которая придавалась индуистской знати. «Покоренные неверные со склоненными головами используют свою власть и влияние для управления землями, которые им принадлежат. Но, кроме того, их назначили надсмотрщиками над мусульманами в землях ислама, и они вводят там свои порядки. Так быть не должно», - писал маулана в жалобе на тогдашнего султана Бенгалии Гията аль Дина².

Конфликт между светскими и теократическими лидерами временами ослабевал. Происходило это, когда властители действовали в интересах лишь одной из религиозных общин, вводили жесткий авторитарный режим и когда их воспринимали как твердых приверженцев мусульманских заповедей.

В индийской истории существуют многочисленные примеры подобной конвергенции интересов. Раздел Бенгалии в 1905 году и идея создания отдельных мусульманских округов были поддержаны большинством мусульманских религиозных лидеров. Раздел 1947 года вызвал больше споров и привел к расколу в исламском теологическом лагере. Не так давно пакистанский генерал Первез Мушарраф заключил временный тесный союз с теократическими партиями страны, позволив им добиться крупных политических успехов на выборах в 2002 году. Лидеры Бангладеш и Мальдивских островов в недавнем прошлом вступили в альянс с улемами и ваххабитскими элементами. Хотя подобные союзы, как правило, недолговечны из-за их откровенного оппортунизма, однако бывали и существенные исключения. В частности, это союз ваххабитов с саудовским королевским домом, существующий и поныне.

Британский колониальный режим систематически разрушал и искоренял мусульманскую власть на субконтиненте. Однако значительная часть мусульманских аристократов сохраняла свои привилегии и земли, если только признавала британское главенство. В то же время мусульманские духовные лица в Индии и до раздела страны сталкивались с серьезными неудобствами и всяческими препонами. Так, оказалось, что они больше не являются частью обширной уммы, протянувшейся от Марокко до Индонезии. Серьезно страдали их привилегии, финансовое положение и статус.