Советская цивилизация т.1

Валовая продукция крупной промышленности к 1925 г. составила 3/4 от довоенной. Производство электроэнергии превзошло довоенный уровень в полтора раза. В промышленности был отменен закон от 29 ноября 1920 г., который предусматривал национализацию всех предприятий. В декабре 1921 г. был издан декрет о денационализации предприятий с числом работающих до 20 человек, если их использование государственными органами признано неэффективным. Малые и средние предприятия стали сдавать в аренду. В основном их арендовали кооперативы и рабочие артели, частников было намного менее половины (в основном это были прежние владельцы). В марте 1923 г. была проведена перепись предприятий. Выяснилось, что 84,5% всех промышленных рабочих были заняты на государственных предприятиях, которые давали в стоимостном выражении 92,4% продукции. На долю частных предприятий приходилось 4,9% продукции и на кооперативы — 2,7%. Место «нэпмана» в промышленности было в сознании послевоенных поколений сильно преувеличено благодаря литературе и кино 86.

Поворот от военного коммунизма к НЭПу был очень непростой задачей. Введение действующих стихийно рыночных механизмов при острой нехватке сырья, оборудования и готовой продукции приводило к тому, что любое неравновесие начинало обостряться, порождая цепную реакцию кризиса. Промышленные предприятия, переведенные на хозрасчет, столкнулись с отсутствием оборотных средств. Чтобы выплачивать рабочим зарплату, они были вынуждены срочно распродавать готовую продукцию. В конце 1921 года даже возник термин — «разбазаривание». Началась «безудержная конкуренция» предприятий на рынке, так что цены резко упали. 1 января 1921 г. аршин ситца стоил 4 фунта ржаной муки, а 1 мая 1,68 фунта. В мае 1922 г. хлопчатобумажная ткань продавалась по цене в два с лишним раза ниже себестоимости. Видный экономист писал, что начало НЭПа — время «диктатуры ржи и расточения нашего государственного промышленного капитала».

Шляпников, выступая на XI съезде партии, говорил о положении промышленности: «Конъюнктура рынка такова, что она бьет нас, мы не можем выдержать. Нам сейчас необходимы деньги, и в погоне за ними мы создаем такую анархию даже на голодном металлическом рынке, что продажная цена не окупает себестоимости голодной заработной платы — так низко падают цены на изделия». Это привело к тому, что в партии возникла «рабочая оппозиция», которая утверждала, что НЭП проводится за счет рабочих.

Тяжелое положение сложилось в топливной промышленности. В марте 1921 г. ее перевели на хозрасчет. 959 работающих в Донбассе шахт не имели никакой машинной техники. К сентябрю часть их закрыли, 288 оставили у государства, а 400 сдали в аренду. Добытый уголь теперь продавали на рынке (кроме обязательных поставок для железных дорог), но рабочие лишились государственных поставок продовольствия. Шахтеров увольняли из-за отсутствия наличных денег для зарплаты. На шахтах начался голод, были случаи голодной смерти, и внерыночные поставки продовольствия шахтерам были возобновлены.

В марте 1922 г. для укрепления позиции промышленных предприятий на рынке их стали объединять в большие группы (синдикаты), которые давали от 70 до 100% продукции своих отраслей. Конкуренция между предприятиями была устранена, цены стали сдвигаться в другую сторону, так что снова возникли «ножницы цен» — но теперь уже в ущерб сельскому производителю. Кроме того, в тяжелом кризисе оказывалась крупная промышленность и транспорт. Это ставило под угрозу восстановление и развитие всего хозяйства. Все более очевидным и для партийного и хозяйственного руководства, и для профсоюзов, было создание системы планирования и государственного финансирования.

Введение хозрасчета изменило и систему оплаты труда, хотя процесс этот шел очень трудно. В сентябре 1921 г. вышел декрет, который требовал «отделения от предприятия всего, что не связано с производством и что носит характер социального обеспечения». О зарплате было сказано: «Всякая мысль об уравнительности должна быть отброшена». После ноября 1921 г. прекратилось распределение пайков бесплатно или по заниженным ценам — пайки стали частью зарплаты исходя из их рыночной стоимости. К осени 1921 г. пайки получали 7 млн. человек, в основном рабочие. Денежный элемент в зарплате, который в 1921 г. составлял 6%, в 1922 г. вырос до 32%. Эти меры были очень непопулярны. Возникла и быстро росла безработица (в октябре 1921 г. было зарегистрировано 150 тыс., в январе 1923 г. 625 тыс. и в январе 1924 г. 124 тыс. безработных).

В крупных городах это создавало сложную психологическую обстановку. Меньшевик Дан, выйдя из тюрьмы в январе 1922 г., был удивлен тем, что в Москве было изобилие продуктов по ценам, которые были по карману только новым богатеям, повсюду в глаза бросались спекулянты, официанты и извозчики снова стали употреблять обращение «барин», а на Тверской улице вновь появились проститутки. Ленину приходилось непрерывно выступать в защиту НЭПа.

Одной из малозаметных, но важных черт НЭПа была либерализация производства и продажи спиртного. К 1923 г. государственное производство пищевого спирта упало почти до нуля. Были разрешены частное производство и продажа наливок и настоек (с 1924 г. крепостью до 30°). С 1922 г. борьба с самогоноварением в деревне полностью прекратилась. По данным анкетного опроса Госспирта летом 1923 г. 10% крестьянских хозяйств производили самогон. В целом в тот год на самогон было переведено 100 млн. пудов хлеба (то есть около 2% урожая).

В условиях кризиса промышленности и неразвитости рынка товаров самогон стал в деревне суррогатом денег, им расплачивались по установленной таксе за работы, транспорт. Резко расширились масштабы обрядового пьянства (на свадьбах, похоронах, религиозных праздниках и т.д.). Наблюдения социологов в одной из деревень Вологодской губернии в 1924 г. показали, что 52 крестьянских двора потратили на самогоноварение по случаю 10 праздников около 50 ц ржаной муки, а всего на самогон перевели за год в среднем по 10 пудов муки.

После введения в 1925 г. государственной монополии на производство водки началось медленное вытеснение самогона и настоек. В 1925 г. было потреблено спирта заводского изготовления 0,88 л. на душу населения, в 1932 г. 1,04 л., в 1940 — 1,9, в 1950 — 1, 85 87. Государственная монополия на водку имела существенное экономическое значение — доходы стали поступать в бюджет. В 1927/28 финансовом году они составили 12% доходной части государственного бюджета (заметим, что в царской России эти доходы составляли почти треть госбюджета — 31% в 1905 г., 30% в 1909; максимум приходится на 1859 г. — 38%).

Но главное, контроль за оборотом спиртных напитков позволил начать планомерную антиалкогольную работу, которая развернулась с середины 20-х годов. С осени 1926 г. в школах были введены обязательные занятия по антиалкогольному просвещению. В марте 1927 г. были введены ограничения на продажу спиртного (малолетним, лицам в нетрезвом состоянии, в выходные и праздничные дни, в буфетах заведений культуры и т.д.). Активное участие в этой кампании приняли видные ученые, в 1927 г. вышла книга В.М.Бехтерева «Алкоголизм и борьба с ним». Он, в частности, писал: «Отрезвление трудящихся есть дело самих трудящихся… Оно возможно только при достаточном культурном уровне широких масс». Именно повышение общего культурного уровня и изменение социальных условий (прежде всего типа питания детей и молодежи) позволили уже к концу 20-х годов значительно снизить уровень пьянства в СССР по сравнению с предреволюционной Россией.

Впоследствии, в ходе урбанизации, уровень потребления алкоголя в СССР быстро рос: 1960 — 4,82 л., 1970 — 9,22, 1980 — 12,63 л. Начиная с 70-х годов быстрая урбанизация, влекущая за собой ломку привычных устоев жизни и типа семьи, а также назревающие кризисные явления в духовной сфере вновь сделали актуальной проблему пьянства в СССР. Однако по сравнению с началом века было достигнуто одно важнейшее новое качество — алкоголизм «постарел», он перестал быть социальной болезнью молодежи.