"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

Поскольку впоследствии в адрес Сталина бросались ничем не обоснованные упреки, будто бы безумный «марш на Варшаву» провалился чуть ли не по его вине, все эти детали существенны. Конечно, Сталин не причастен к последовавшим событиям. У истоков краха варшавской авантюры стояли другие фигуры. Приняв 2 августа решение о разделении фронтов на Южный, противостоявший Врангелю, и Западный - польский, Политбюро и Реввоенсовет коренным образом меняли логику управления войсками.

Теперь все руководство, как операциями под Львовом, так и частями, предназначенными для наступления на Варшаву, передавалось командующему Западным фронтом Тухачевскому. Собственно, в этом и состоял главный смысл реорганизации: передать операции на советско-польском фронте в одни руки. То есть с этого момента не Сталин и Егоров должны были решать проблемы руководства действиями 1-й Конармии, 12-й и 14-й армий, сражавшихся под Львовом, а новый командующий. Однако Тухачевский не спешил взваливать на себя управление войсками нового участка фронта под Львовом, и для этого были объективные затруднения.

Позже Тухачевский объяснял это тем, что «болотистое Полесье не позволяло непосредственного взаимодействия Западного... и Юго-Западного (участков. - К.Р.) фронта... Когда... мы попробовали осуществить это объединение, то оказалось, что оно почти невыполнимо в силу полного отсутствия средств связи. Западный... (участок) не мог установить последней с Юго-Западным. Мы... могли эту задачу выполнить не скоро, не ранее 13–14 августа...» Говоря иначе: просто было на бумаге - да забыли про овраги. Осознав это, в переписке с Главкомом 8 августа Тухачевский предложил: «временно осуществить управление» армиями его южного участка Западного фронта «через оперативный пункт, созданный силами и средствами штаба (бывшего) Юго-Западного фронта».

Конечно, Егоров и Сталин возразили против такого легкомысленного решения. Они не могли дробить свой штаб, руководивший боевыми действиями против Врангеля. И, естественно, требовали, чтобы оперативный пункт создавался силами самого руководства Западного фронта. «Всякое другое решение вопроса, - телеграфировали они, - считаем вредным для дела вообще и, в частности, для достижении успеха над Врангелем».

«Новый» командующий, видимо, и сам понимал это. В телеграмме Главкому от 8 августа Тухачевский признал, что «создание оперативного пункта» по его схеме «повлечет за собой раздробление и дезорганизацию штабного аппарата (бывшего. — К.Р.) Юго-Западного фронта». Казалось бы, Тухачевский должен был обдумать решение и принять меры для обеспечения управления своими войсками на южном фланге, но «гениальный полководец» не задумывался над такими «мелочами». Легкомысленно бросив южный участок своего фронта на произвол судьбы, в этот же день он отдал приказ северной группе войск о форсировании 14-го числа Вислы.

При такой ситуации армии на юге становились «бесхозными», и чем это закончится, гадать пришлось недолго. Но дело вовсе не в том, что Тухачевский заботился о львовском направлении польского фронта - ему самому эти проблемы были не нужны. Одержимый предвкушением победы и жаждой славы, он решал «мировые вопросы»... Перед ним была цель — Варшава. И он не сомневался, что возьмет польскую столицу силами только северной группы войск.

Так считал и Реввоенсовет Республики. Главком С. С. Каменев вспоминал: «Перед нашим командованием, естественно, встал во всю величину вопрос: посильно ли немедленное решение предстоящей задачи для Красной Армии, в том ее составе и состоянии, в котором она подошла к Бугу (курсив мой. - К.Р.), и справится ли тыл». Главное командование решило, что посильно, и эти расчеты не были построены на песке. В августе 1920 года в составе Западного фронта Тухачевского числилось 795 тысяч человек[12]. Правда, Пилсудский оценивает контингент частей, принявших непосредственное участие в Варшавском сражении, в ином соотношении. Он пишет: «силы Тухачевского в 130–150 тысяч бойцов, а противостоящие им польские войска - 120–180 тысяч»[13]. Но, так или иначе, а для победы Тухачевского были все основания - кроме полководческих...

Глава 2. Авантюрист и каратель

Приказ о взятии Варшавы Тухачевский издал 8 августа. Позднее вопрос сотрудника штаба РККА В. Н. Ладухина: «Не могу до конца понять, почему же вдруг в августе...», полководец-вундеркинд обрезал репликой: «На войне нередко случается «вдруг». Заметив неисчезнувшее недоумение собеседника, он пояснил: «Командование Западного фронта, развивая наступление, имело все основания к концу лета двадцатого года внести некоторую поправку в оперативный план (курсивы мои. — К.Р.). Сергей Сергеевич Каменев не возражал против маневра армий Западного фронта севернее Варшавы. Он, как и я, вначале не осо­бенно беспокоился за левый фланг Западного фронта...»

Нужны ли комментарии? Из этого пояснения видно: во-первых, оказывается, что первоначальный оперативный план был иным и его «поправка» исходила именно от Тухачевского, и, во-вторых, вряд ли он в тот момент вообще «беспокоился за левый фланг» западного участ­ка своего фронта. Его приказ предусматривал: четыре армии — 3-я, 4-я, 15-я, 16-я — и вырвавшийся вперед корпус Гая наступают севернее Варшавы. Южнее польской столицы он направлял Мозырскую группу Т. Хвесина и 58-ю дивизию из 12-й армии. Поскольку в дальнейшем свое поражение Тухачевский объяснял отсутствием под Варшавой армии Буденного, то обратим внимание, что речь о 1-й Конной армии в приказе опять не шла.

Но скажем больше: в существовавших условиях строить расчет на армии Буденного было равнозначно желанию украсть коня с чужой шахматной доски для того, чтобы использовать его в своей игровой партии, а это уже прием из тактики известного Остапа Бендера. Между тем поляки не сбрасывали Буденного со счетов. Еще 6 августа, утвердив директивой решение «принять генеральное сражение у Варшавы», польский штаб обязал своих командующих: «связать противника на юге, прикрывая Львов и нефтяной бассейн (в районе Дрогобыча)».

Для этого маршал Пилсудский приказал 6-й польской армии отходить к Львову. Маршал предусмотрел и возможность попытки Конной армии оказать помощь Тухачевскому: «Если же Буденный двинется на север, то вся наша конница и лучшая пехотная дивизия должна немедленно пойти вслед за ним и любыми способами помешать его продвижению». В целях защиты центра польского фронта, для сосредоточения было выбрано место, «защищенное сравнительно широкой рекой Вепш, с опорой левого фланга на Демблин». Этим маневром, вспоминал Пилсудский, прикрывались мосты и переправы через Вислу и Вепш.

Тухачевский и Главком такой маневр польских армий не принимали во внимание. Наоборот, когда 10 августа бойцы 1-й Конной перехватили приказ командования 3-й польской армии от 8 августа, в котором ставилась задача отойти для сосредоточения в район Вепша, то Тухачевский и Каменев сочли его за дезинформацию. Но обратимся еще к одному свидетельству. Главнокомандующий польскими войсками Пилсудский вообще считал ссылки Тухачевского на помощь со стороны 1-й Конной и 12-й армии необоснованными.

«Признаюсь, — пишет он в воспоминаниях, — что как во время самой войны, так... и при ее аналитическом разборе я не могу избавиться от впечатления, что г-н Тухачевский вовсе не рассчитывал на взаимодействие с югом, поэтому он и поставил себе такую далекую цель, как форсирование Вислы между Полоцком и Модлином... А достижение столь глубокой цели было бессмысленно связывать с действиями 12-й армии, робко переминающейся с ноги на ногу у Буга, и с действиями потрепанной армии Буденного, которая в течение нескольких дней после неудачи под Бродами не подавала признаков жизни. Если сосредоточение советских войск под Варшавой (что, кстати, я ожидал) отодвигало г-на Тухачевского от 12-й армии на Буге более чем на 200 километров, то «поход за Вислу» в ее нижнем течении за Варшавой (чего я совсем не ждал) добавлял к этому расстоянию еще добрую сотню километров, превращая в полную иллюзию взаимодействие с оставшейся где-то далеко на востоке 12-й армией».