Новейшие победы медицины

Инъекции пенициллина — сомневаться в этом не приходилось — оказались чудодейственными. Нарывы начали рассасываться, лихорадка прекратилась, больной стал поправляться. Но небольшой запас пенициллина иссяк, лечение пришлось прекратить, л больной вскоре умер.

Нет, изготовление больших количеств пенициллина стало настоятельной необходимостью. Можно было прийти в отчаяние, видя, как люди умирали, между тем их, как и многих других, пораженных подобной же инфекцией, можно было спасти, располагай врачи необходимым запасом пенициллина. Разрешить эту задачу в Англии не было возможности. Там изо дня в день объявлялась воздушная тревога и падали бомбы. В конце 1941 года Флори и Хитли выехали из Лиссабона в Нью-Йорк, чтобы там искать помощи. Они получили ее в городе Пеории (штат Иллинойс), где находилась большая лаборатория, изготовлявшая химические средства для биологической очистки загрязненной воды в реках; здесь занимались также и плесневыми грибками.

Лабораторией ведал доктор Когхилл. Флори изложил суть дела, и он сразу понял всю важность и неотложность задачи и согласился участвовать в ее разрешении. К тому же он располагал большим количеством питательной среды, отходами, остававшимися при изготовлении кукурузного крахмала, который необходим при получении препаратов для очистки речной воды. Кукурузный крахмал служит питательной средой для определенных видов бактерий и других микроорганизмов, способных разлагать отходы, загрязнявшие реки, и тем самым очищать речную воду.

Вскоре было приготовлено достаточно пенициллина, чтобы удовлетворить потребности армии. И никто не сможет сказать, как много молодых жизней было спасено благодаря пенициллину, благодаря работе института в Пеории. Помог и случай. Домашняя хозяйка, жившая в Пеории, обнаружила на дыне плесень, показавшуюся ей необычной. Биохимики занялись исследованием неизвестной им плесени, казалось, что этот плесневой грибок представляет большую ценность для их работ. Выяснилось также, что он дает пенициллин в значительно больших количествах, чем грибок, найденный Флемингом.

Главное было достигнуто, и Флори мог уехать домой; Хитли остался в Пеории. На обратном пути Флори посетил несколько химических фабрик в США и Канаде, и ему удалось добиться, чтобы они начали производить пенициллин и отправлять его в Англию.

В течение всего этого времени о Флеминге почти не говорили. Он жил в Лондоне, сидел в своей лаборатории, испытывая чувство молчаливого удовлетворения, и работал даже в то время, когда падали бомбы. Он сильно взволновался, лишь когда тяжело заболел один из его друзей. У него было своеобразное воспаление оболочек мозга, вызванное стрептококком, как Флеминг установил впоследствии. Сульфонамидные препараты не помогли, воспаление мозговых оболочек усилилось, и больной был в безнадежном состоянии. Флеминг обратился к Флори и попросил прислать ему пенициллин, так как в лондонской лаборатории его было недостаточно, чтобы лечить такого тяжелого больного. Флори немедленно прислал все, что у него было, и больного спасли.

Это был один из первых случаев успешного лечения пенициллином. Он привлек к себе всеобщее внимание. Газета «Тайме» в редакционной статье указала на необходимость наладить производство чудодейственного средства в больших количествах. В этой статье редакция забыла об одном — упомянуть о Флеминге и институте, где он работал. Но. на другой день она получила не особенно любезное письмо от старика Райта, которое пришлось опубликовать. Все-таки это было письмо Райта.

Быть может, не помогло бы и это. Но Флори энергично взялся за дело сам. Министр снабжения оказался шотландцем и хорошо знал Флори. Флори сообщил ему о сути дела, и министр назначил комитет который предложил крупным химическим фабрикам немедленно приступить к производству пенициллина. Препарат был объявлен предметом военного значения, так что затруднений больше не возникало. Таким образом, производство пенициллина было обеспечено и в США и в Англии.

Первой больной, леченной в Англии фабричным пенициллином, была маленькая девочка. У доктора Лэве в больнице лежала больная — милое дитя, предмет всеобщей любви, У нее было воспаление внутренней оболочки сердца, возможно связанное с воспалительным процессом в зеве, а каждый врач тогда знал, чем грозило такое воспаление. Состояние ребенка ухудшалось, лекарства не помогали, и надежды на выздоровление не было.

Тогда Лэве обратился к директору фабрики, изготовлявшей пенициллин, рассказал ему об этом случае и попросил пенициллин. Тот ответил:

Нет, я не могу дать вам пенициллин, так как воспаление сердечной мышцы не значится в списке болезней, при которых пенициллин может применяться.

Да, — возразил Лэве, — но ребенок умирает; по моему мнению, пенициллин является последней возможностью спасти его.

Директор только пожал плечами: он не имеет права. Лэве продолжал настаивать, и директор, наконец, согласился. Ребенок выздоровел. Случай получил большую известность, произвел сильное впечатление на врачей и заставил ускорить выработку пенициллина.

В 1943 году началось его заводское производство. Оно стало национальным делом. Флеминг сразу стал великим человеком, его чествовали, превозносили. Времена, когда он был в безвестности, прошли.

Как Ваксман открыл стрептомицин

Когда Флеминг работал в своей лондонской больничной лаборатории, неустанно и безмолвно изучая пенициллин и со свойственным ему спокойствием мирясь со всяческими проволочками, на расстоянии многих тысяч километров от него другой ученый старался раскрыть тайны почвенных бактерий. И нашел стрептомицин, чудодейственное средство против туберкулеза, которое, после пенициллина, следует считать важнейшим антибиотиком. Надо сказать с самого начала: хотя Флеминг и Ваксман в конце концов пришли к вполне сравнимым результатам, получили могущественные лечебные средства, доставляемые природой, одно — грибками, другое — бактериями, все же ни один из них не знал ни о существовании и ни о работах другого, пока оба не прославились. Флеминг был врачом и бактериологом; Ваксман ни тем, ни другим.

Зельман Ваксман, он на семь лет моложе Флеминга, родился в маленьком городке на Украине. Вначале мальчик брал частные уроки, а затем поступил в одесскую гимназию. Но царская Россия не так-то легко открывала какому-то Ваксману путь к высшему образованию, и поэтому он уехал в Америку, куда в те времена стремились многие молодые люди. Там он не стал поначалу ни портовым грузчиком, ни солдатом, а сразу посвятил себя изучению естественных наук. Но не бактериологии и не медицины, как это можно было бы предположить, исходя из его дальнейших успехов, а изучению почвы, ее плодородия.

— Конечно, — сказал он однажды много лет спустя, — именно об украинской земле, о черноземе я всегда и думал. Я не забывал о нем ни в Одессе, ни в американском колледже, ни в университете. Как можно было бы забыть о нем?

Он унес с собой воспоминания о родной земле, она и дала направление его исследованиям. И все же, занявшись почвоведением, решив стать агрономом, Ваксман обратился к бактериологии. Если начинают изучать перегной и. его значение для урожайности полей, тотчас же сталкиваются с почвенными бактериями, с этими важнейшими тружениками пахотной земли и любой почвы, действующими подобно невидимым гномам и снова превращающими лишенные ценности и даже просто вредные предметы — мириады мертвых насекомых и отмершие корни растений — в полноценные вещества, дающие жизнь, а именно в почву, мать всего живого.

Вначале Ваксман работал в штате Нью-Джерси, на востоке страны, потом на другом конце страны, в знаменитом Калифорнийском университете; без особых усилий достиг первых академических степеней и затем сотрудничал в разных отделениях институтов, пока, наконец, не нашел себя и не занялся в 1915 году экспериментальной микробиологией, которой оставался всегда верен.

Впоследствии Ваксмана не раз спрашивали:

— Как же вы, в сущности, обратились именно к тем грибкам или бактериям почвы, которые вырабатывают стрептомицин?