Избранное

Ему покоя зависть не дает.

Исподтишка глупцы меня бранят,

Хулами сотрясают небосвод.

Их раздражает мой глубокий ум,

У них самих на мудрость недород.

Завистников выводит из себя,

Что бесконечно чтит меня народ.

Поистине подобен я горе,

Вокруг меня козлиный хоровод.

Беснуясь и завидуя горе,

Он, осердясь, ее рогами бьет.

13

Не скудельный сосуд я, не червь, не слепец,

А вместилище мысли, природы венец.

Я достигну предела надежд и стремлений,

Или пусть меня срежет безжалостный жнец,

Из рукописи «Канона врачебной науки», хранящейся в институте востоковедения им. Абу Рейхана Беруни АН Узбекской ССР. Инв. №3316. Переписана в 1602 г.

Рубаи

1

Велик, прославлен в мире Авиценна, [9]

Но он по-прежнему и наг и сир.

О мудрости твердят: она бесценна,

Но за нее гроша не платит мир.

2

Вашу ложь не прнемлю, я — не лицемер,

Поклоняюсь я истине — лучшей из вер.

Я один, но неверным меня не считайте,

Ибо истинной веры я первый пример.

3

Когда б я мог сорвать всеведенья цветок,

Познать удел судьбы и бед моих исток,—

Зажил бы я тогда беспечно и спокойно,

Не проливал бы горьких слез поток.

4

Не будешь пить вина — мальчишкой назовут,

А будешь часто пить — ханжей услышишь суд.

Бродяга, шах, мудрец — пить могут эти трое.

Ты Не из них? Не пей: с земли тебя сотрут.

5

Вино — наш друг, но в нем живет коварство:

Пьешь много — яд, немного пьешь — лекарство.

Не причиняй себе излишеством вреда,

Пей в меру — и продлится жизни царство.

6

О душа, ты желаньем и страстью полна,

Торопись, ибо жизнь на мгновенье дана.

И зачем тебе почести, власть и богатства,—

В верной дружбе твоя золотая казна.

7

Друг мой в гостях у врага моего ежечасно,

С другом теперь, безусловно, встречаться опасно.

Сахара бойся, к которому яд примешали,

Муху гони, что на кобре сидела ужасной.

8

Море слов сокровенного смысла полно,

Этот смысл я читать научился давно.

Но когда размышляю о тайнах Вселенной,

Понимаю, что мне их прочесть не дано.

9

Много лет я скитаюсь в юдоли земной,

Суть людей, безусловно, разгадана мной:

Все они или бороду гладят смущенно,

Иль зубами скрежещут, терзаясь виной.

10

Тайн хранить не умеет глупец и бахвал,

Осторожность поистине выше похвал.

Тайна — пленница, если ее бережешь ты,

Ты у тайны в плену, лишь ее разболтал.

11

Ты, оставивший в мире злодейства печать,

Просишь, чтоб на тебя снизошла благодать.

Не надейся: вовеки не будет прощенья,

Ибо сеявший зло — зло и должен пожать.

12

Чтоб от раскаянья себя в последний час избавить,

Трудись, старайся на земле лишь добрый след оставить.

Не полагайся, что потом, назавтра будет время,

Когда ты сможешь все грехи и глупости исправить.

13

Сердце жадно спешило пройти этот путь,

Все понять и в глубины вещей заглянуть.

Мудрость — тысяча солнц! — мне в дороге светила

Сердцевины достиг, но не познана суть.

14

Встретишь этих невежд, двух-трех гордых ослов,

Притвориться ослом постарайся без слов.

Ибо каждого, кто не осел, — эти дурни

Обвиняют тотчас же в подрыве основ.

15

Смотрит ворог, как злобный паук, на меня,

Если б мог посмотреть он, как друг, на меня.

Все, в чем злобному видятся глупость и вздор,

Мудрость и красоту видит дружеский взор.

16

За истиной иди — и путь найдешь вперед.

Отринь земной соблазн — в душе весь мир живет.

Поистине душа — божественный светильник,

И свет наук она, себя сжигая, льет.

17

Незримо ты к летам приходишь белым,

Пока ты в силах, занимайся делом.

Скажи, что можешь завтра сотворить,

Коль станешь немощен душой в телом?

18

Земля подобна шахматной доске,

Фигур без счета у Судьбы в руке.

В небытие ушли и царь, и нищий,

Пока мы здесь, а будем вдалеке.

19

На твое лишь милосердье уповаем мы, аллах,

Нерадивые в молитвах, неповинные в грехах.

Твоя воля беспредельна, потому смогли возникнуть:

В сердце грешника — надежда, а в душе святоши — страх.

20

Отлетела моя юность — ненаглядная весна,

Стал похож я на вершину — это времени вина,

И меня, раз белоглав я, жизнь-кормилица по праву

Из сосков надежды черным молоком поить вольна.

21

Когда создан был влюбленный небесами в честь земли

И хмельную чашу страсти ему выпить поднесли.

Словно мед смешав янтарный с молоком, о Бу Али,

Не твою ли душу с телом влили в этого Али?

22

Эй, кравчий, соскучился я о вине!

Вновь выпью и бога увижу на дне.

Хочу совершить омовенье души я,

Кувшинчик безносый подай-ка ты мне!

23

Твоя коса, как эфа, опасна, говорят.

Но заглянуть боится в твой изумрудный взгляд,

И по спине сползает до самых пят и вьется

Дорогами земными твоей походке в лад.

24

Не всякая красотка, что нас пьянить вольна,

Свой нрав у золотого переняла вина,

Но потому подобна сама вину бывает,

Что часто повергает, как недруг, нас она.

25

О солнце-странник, ты одно такое в вышине,

Из мрака ночи возвратись с подарками ко мне.

Как я влюбленного, едва ль встречало ты хоть раз,

Пыль на лице моем лежит, в душе моей — печаль.

26

Мир — это тело мирозданья, душа которого — господь,

И люди с ангелами вместе даруют чувственностью плоть,

Огонь и прах, вода и воздух — из их частиц мир создан сплошь.

Единство в этом, совершенство, все остальное в мире — ложь.

27

Каждый образ и каждый исчезнувший след

В усыпальницу времени лягут на тысячи лет.

И на круги своя наши годы когда возвратятся,

Сохраненное бережно явит всевышний на свет.

28

Бог звездное ожерелье успел к утру разорвать

И в синюю чашу звезды швырнул, жемчугам подстать.

Он накануне ночи бывает, как я, влюбленным,

И поступать, как безумец, готов на заре опять.

29

Чару полную любви, сердце, пей до дна, как роза,

И в одежду облачись, чтоб была красна, как роза.

У любви, что у свечи, золотой язык багрится,

И грешна твоя вина, если глух пред ним, как роза.

30

Кустистая роза. И несколько рук

К подолу ее потянулись вокруг.

Влюбленные жадно цветы обрывали

И разорвался подол ее вдруг.

31

Огненным ветром роза, как девушка, обнажена.

Нам в честь ее целомудрия, кравчий, налей вина!

Пусть дочка лозы походит цветом на эту розу,

За непорочность которой осушим чаши до дна.

32

Я — плач, что в смехе всех времен порой сокрыт, как роза.

Одним дыханьем воскрешен или убит, как роза.

И в середину брошен я на всех пирах, как роза.

И вновь не кровь моя ль горит на всех устах, как роза?

33

Какое сердце познает тайны ее хоть часть?

Какое ухо сумеет к слову ее припасть?

Светит луна иль солнце — возлюбленная прекрасна,

Но разве ее красою мой взор насладится всласть?

34

Суть в существе твоем отражена,

Не сможет долго тайной быть она,

Не потому ль, что суть любой натуры

В поступке, словно в зеркале, видна.

35

О боже, твои совершенны творенья,

Почто угрожаешь нам за прегрешенья?

Мы разве вольны в своих грешных поступках?