Об истерии

Те же судорожные явления в области воли, как при описанных негативистических реакциях, можем мы в более слабой степени наблюдать и обратно, при авто­матизмах на приказ истерика. Напр., при упражнениях приказанное сгибание ноги выполняет он часто каррикатурным образом и с чрезмерным напряжением мышц; или при лечении немоты первый приказанный звук из­дает он сразу с судорожной вербигерацией раз двадцать подряд.

Не мешает напомнить о толчкообразном полном от­ливе воли, напоминающем захлопыванье и составляющем по своему внезапному непредвиденному способу обрат­ное изображение волевой судороги. Среди продолжаю­щегося успешного активного лечения истерик вдруг сжимается, он больше ни к чему не годен, он не в со­стоянии шевельнуть ни одной мышцей, все дотоле достигнутое забыто, на несколько моментов никакое приказание и никакая боль не достигают цели. Он по­ходит на машину, которая, лишившись пара, внезапно остановилась в чистом поле.

Следовательно, при этом волевом типе, наблю­даемом в действии, обнаруживаются три главные фазы: стадия судорожная, стадия коллапса и сво­бодный интервал, из которых последний представляет собой крайне чувствительное состояние, как бы готовое каждую минуту превратиться в рабское да или в сле­пое нет.

Если мы подумаем о том, что в течение лечебного сеанса в каждой из этих трех стадий на пациента воз­действуют волевые раздражения, то мы поймем, почему на постороннего зрителя это закономерное течение про­изводит столь сложное, запутанное и причудливое впе­чатление: на одно и то же волевое раздражение с совер­шенно непредвиденными промежутками времени появляется в один раз (в свободном интервале) чрезмерная реакция, в другой раз (на высоте судорожного стадия и стадия коллапса) – полный отказ.

Этим мы набросали в грубых чертах характеристику волевого типа, который мы наблюдаем у наших пациен­тов во время сеансов активного лечения. Главные его симптомы, в противоположность целесообразной воле, следующие:

1. Преимущественная его податли­вость по отношению к примитивным психическим раздражениям (боль, команда).

2. Его грубо – анта­гонистическое устройство (негативизм – автоматизм на приказ).

3. Несоответствие между раз­дражением и реакцией, как в динамическом, так и в отношении временной последовательности (судорога – коллапс).

В ином месте мы уже указали на другие особенности низших волевых процессов, на склонность к ритмическим повторениям, а также к ин­стинктивным формам двигательной бури и рефлекса мнимой смерти.

Этот волевой тип мы называем гипобулическим, причем обоснования для этого названия мы да­дим в дальнейшем.

Он ни в коем случае не связан с сеансом активного лечения, хотя, будучи резко отделен от остальной ду­шевной жизни, он здесь и проявляется особенно чисто; он также не связан с какой – либо степенью сознания. В истерическом припадке с его импульсивными двига­тельными бурями пробивается он ясно и самостоятельно. Не обходится без его участия при каталепсиях гипноза, как и при внезапном неожиданном упрямстве среди бела дня на работе. Его замаскированное действие, скрытое в повседневных действиях известных тяжелых истериков, распознается нами часто по неуравновешен­ности их душевных реакций; коснувшись телесной области, где он утвердился, мы можем заставить его при внезапной перестановке выступить очень резко. Давление на чувствительное место, потягивание за спасти­ческую мышцу – и тотчас же рычаг в машине с «цели» переведен на «гипобулику», и до того, видимо, спокойно протекавшая воля делается, одновременно с внезапным превращением выражения лица, упрямой, угловатой, безмерной, неподатливой. Или это аффект, который таким образом меняется? Который кричит и визжит и от боли ведет себя, как сумасшедший? Конечно, все явления можно рассматривать со стороны аффекта, можно в общих выражениях описать его – это часто случалось – как чрезмерную душевную возбудимость, без того, чтобы много было приобретено при этом для познания. Но этот аффект истерика – ведь это и есть его воля. Этот аффект заключает в себе стремление, сопротивление, защиту, тенденцию. В примитивной душевной жизни воля и аффект идентичны, каждый аффект в то же время – тенденция; каждая тенденция принимает форму выра­жения аффекта.

За что зацепилась и за что так упрямо держится гипобулика? Ограничимся пока ради ясности в нашем рассмотрении грубыми двигательными истериями. Мы сказали только – что: как только мы возьмемся серьез­ным образом за специальный двигательный комплекс, – напр., за спастически – сокращенный член, у известных типов происходит тотчас же перескакивание воли на гипобулику – без какого – либо посредства, доступного психологическому вчувствованию, но элементарно, одним толчком, с точной механической уверенностью физи­ческого эксперимента. Следовательно, в этих тяжелых случаях мышечный процесс, сделавшийся рефлекторным или полурефлекторным, обладает вполне прочной и закономерной связью с гипобулической волевой сферой. Но в этой связи с гипобуликой принимают участие не только двигательные механизмы, специально участвую­щие в образовании истерического синдрома, но более или менее весь рефлекторный аппарат вплоть до его отдаленнейших отпрысков.

Мы описали в первом случае, как тотчас же после гипобулической перестановки разразился настоящий ура­ган физических автоматизмов. И совсем бедные симпто­мами «стерильные» истерии с небольшим расстройством походки, напр., начинают внезапно сильнейшим образом дрожать, кричать, потеть, бледнеть и корчиться в су­дорогах. Каждый раз это то же самое явление: как только мы первым командным криком энергично кос­немся гипобулической воли, она тотчас же разжигает элементарный бунт в телесной сфере, которая по одному движению повинуется ей вплоть до самых тем­ных глубин. Каждый терапевт сотни раз видел этот процесс, стереотипно повторяющийся в больших группах истерий, особенно на войне, так что может предъявить пре­тензию на твердый эмпирический закон для этих случаев.

Каждый раз, когда касаются известных исте­рических телесных механизмов, воля переска­кивает на гипобулику или, наоборот, при первом нажатии на гипобулическую судорогу воли начи­нает работать весь рефлекторный мотор. Это тесное сцепление гипобулики с рефлекторным аппаратом или с совокупностью низших сензомоторных и психических автоматизмов образует централь­ное место проблемы истерии с ее динамической сто­роны; ибо законы, которые мы только что разъяснили на двигательных примерах, можно наблюдать в со­ответственной форме и в области чувствительных и психических механизмов истерика. Разгибаем ли мы истерический сгибательный спазм, давим ли мы на яичниковую точку или на псевдоболезненное место су­става, – всегда наталкиваемся мы на те же гипобулические оборонительные аффекты. И, наоборот, для раз­драженного гипобулического демона совершенно без­различно, забурлит ли он нам навстречу один раз паро­ксизмом дрожания и судорог или в другой раз низшим рефлекторным процессом, сумеречным состоянием или импульсивным взрывом аффекта.

Но обратим наши взоры еще раз на другую сторону дела. Тесному зубчатому соединению гипобулической воли с рефлекторным аппаратом соответствует у таких исте­риков часто резкое разобщение от целевой воли. Гипобулическая воля по своему отношению к целевой воле походит здесь на мрачного двойника, который толкает перед собой своего тщедушного и бледного брата. Во всех мелочах предоставляет он ему кажущимся образом первенство и полную свободу. Но при каждом решаю­щем явлении он отталкивает его в сторону, как тонкую ширму и одним прыжком занимает его место. Как часто заставляла нас эта игра покачать головой. Это не всегда лицемерие, если тяжелый истерик заявляет: я хочу вы­здороветь. Но это производит впечатление лицемерия, так как воля эта так тонка и поверхностна и позади ее постоянно маячат очертания мрачного двойника, который перетянул к себе всю силу. И только что успели мы довериться этой целесообразной воле, потому что она смотрит на нас честными глазами, и начали ее уговаривать, убеждать и воспитывать, как вдруг вместо нее перед нами стоит уже двойник, который слеп и глух и импульсивно силен; и с гримасой сокрушает он все, что построили мы при содействии целевой воли. Нам, терапевтам, болезненно часто приходилось испытывать этот зигзаг, видеть, как истерик, который днями и неделями был рассудителен, доброжелателен и покорен, вдруг перескакивает на импульсивное сопротивление и на совершенно новую двигательную фазу. И если в первую секунду доминирует целевая воля, то, может быть, в следующую будет неограниченно властвовать гипобулика; причем в то время, как целесообразная воля отражается в лице, гипобулическая господствует над ногами. Они существуют одна рядом с другой, или они сменяют друг друга, но вместе они не встреча­ются. У одной не достает силы, у другой – цели, пока, наконец, в лечебном сеансе мы сильными раздражениями не заставим их вновь соединиться; причем соединение это сопровождается элементарным возмущением чувств и движений.