Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом

Один из моих врачей задал мне вопрос: "Кто президент Соединенных Штатов?" Чтобы обработать этот вопрос и найти на него ответ, для начала мне нужно было осознать, что мне задали вопрос. Когда я понимала, что кто-то добивается моего внимания, мне нужно было, чтобы вопрос повторяли так, чтобы я могла сосредоточиться на звуках, которые слышу, а затем очень внимательно проследить за движениями губ говорящего. Поскольку мне было крайне сложно выделить чей-либо голос из фонового шума, нужно было, чтобы вопрос повторяли медленно и отчетливо. Я нуждалась в спокойном, внятном общении. Может быть, на лице у меня и застыло глупое выражение и я казалась умственно отсталой, но мой разум усердно концентрировался на приобретении новой информации. Реагировала я очень медленно. Слишком медленно для реалий этого мира.

Удержание своего внимания на том, что говорили другие, требовало от меня неимоверных усилий и оказалось весьма утомительным. Во-первых, нужно было внимательно следить за тем, что мне говорят, как глазами, так и ушами, а ни то ни другое у меня не работало нормально. Мой мозг должен был улавливать звуки, а затем сопоставлять их с определенными движениями губ. Затем он должен был проводить поиски и разбираться, хранится ли где-либо в его поврежденных архивах информация о смысле такого сочетания звуков. Когда мне удавалось разобраться в значении одного слова, нужно было искать значения сочетаний слов, а для моего поврежденного мозга это была задача не на один час!

Усилия, которых от меня требовало внимание к тому, что мне говорили, были похожи на те, которых требует внимание к тому, что говорит собеседник по сотовому, когда связь плохая. Чтобы услышать, что вам говорят, требуется столько труда, что можно не вытерпеть, отчаяться и разъединиться. Такого рода усилия мне приходилось прилагать и для того, чтобы расслышать человеческий голос среди фонового шума. С моей стороны для этого требовались неимоверное напряжение и решимость, а со стороны говорившего ― неисчерпаемый запас терпения.

Для обработки полученной информации я брала звуки расслышанных слов и раз за разом повторяла их про себя, чтобы не забыть, как они звучат. Затем я переходила к процессу исследования, чтобы найти смысл, подходящий к звучанию этих слов. Президент, президент, что же такое президент? Что это значит? Когда мне удалось найти понятие (картинку), соответствующее слову "президент", я перешла к сочетанию звуков "Соединенные Штаты". Соединенные Штаты, Соединенные Штаты, что же такое Соединенные Штаты? Что это значит? После того как мне удалось найти соответствующую папку в своем архиве, в голове сразу всплыла картинка. После этого мне нужно было совместить два образа: президента и Соединенных Штатов. Но мой врач не спрашивал о чем-то, касающемся Соединенных Штатов или президента. Он просил меня назвать конкретного человека, а для этого требовалась совсем другая папка. Тогда мой мозг так и не смог перейти от "президента" и "Соединенных Штатов" к "Биллу Клинтону", и в итоге я сдалась ― но только после нескольких часов попыток и изнурительной мыслительной гимнастики.

Мои когнитивные способности ошибочно оценивались по тому, как быстро я могла вспомнить полученную информацию, а должны были бы оцениваться по тем стратегиям, которые изобретал мой разум для извлечения хранившейся в нем информации. После тех усилий, которые я вложила в поиски ответа на заданный вопрос, все свелось к тому, что у меня было слишком много ассоциаций, из которых мне нужно было сделать выбор. Поскольку я думала картинками, мне нужно было начать с какого-то одного образа, а затем, отталкиваясь от него, продолжать поиски. Я не могла начать с общего, а затем переходить к частному, не исследовав миллиарды возможностей, и на это уходили все силы. Возможно, если бы мне задали вопрос конкретно про Билла Клинтона, я нашла бы в памяти его образ и смогла бы продолжать, отталкиваясь от него. Если бы меня спросили: "На ком женат Билл Клинтон?" ― я бы разыскала в памяти образ Билла Клинтона, образ жены, а затем, быть может, и образ Хиллари, стоящей рядом с мужем. Используя картинки в работе над возвращением дара речи, я не была способна перейти от общего образа к каким-либо частным деталям.

Сторонний наблюдатель мог прийти к выводу, что я деградировала, потому что теперь я не могла обрабатывать информацию как нормальный человек. Мне было грустно оттого, что занимавшиеся мной медики не знали, как общаться с человеком в таком состоянии. Инсульт занимает первое место по частоте среди причин инвалидности в нашем обществе. При этом он в четыре раза чаще поражает левое полушарие, что приводит к нарушению речевых функций. Я считаю делом жизненной необходимости взаимодействие людей, переживших инсульт, и обмен опытом, связанным с тем, какую стратегию использовал мозг каждого из них для восстановления. Это помогло бы профессиональным медикам эффективнее помогать пациенту в первые часы лечения и в оценке его состояния. Мне хотелось, чтобы мои врачи сконцентрировались на том, как работает мой мозг, а не на том, соответствует ли его работа их критериям или расписанию. Мне по-прежнему была известна масса сведений, просто нужно было разобраться, как заново научиться их извлекать.

Мне было очень интересно наблюдать и отслеживать свои ощущения на этих ранних этапах восстановления. Благодаря образованию я и раньше представляла собственное тело как набор разнообразных нейронных программ, но до того, как перенесла инсульт, я по-настоящему не понимала, что любой из нас может утрачивать такие программы одну за другой, теряя при этом какие-то части самого себя. Я никогда особо не задумывалась, каково будет самой потерять разум, точнее, разум своего левого полушария. Как бы мне хотелось найти верный способ помочь людям осознать подобные вещи! Это было бы, наверное, весьма поучительно.

Представьте, если хотите, каково будет, если каждое из ваших природных свойств одно за другим начнет исчезать из вашего сознания. Для начала представьте, что вы утратили способность улавливать смысл звуков, которые слышите. Вы не оглохли, просто слышите все звуки как беспорядочный шум. Теперь представьте, что вы утратили способность видеть определенную форму предметов, находящихся в поле зрения. Вы не ослепли, просто больше не можете видеть предметы трехмерно и различать цвета. Вы не имеете возможности следить за движущимся предметом или отчетливо видеть границы между предметами. Кроме того, обычные запахи для вас настолько усилились, что так и давят, не давая перевести дух.

Затем представьте, что утратили способность чувствовать температуру, вибрацию и боль, а также лишились проприоцепции (способности ощущать положение частей тела), и у вас переменилось восприятие собственных физических границ. Энергия вашего тела вышла за его пределы и смешалась с энергией окружающего, и вы чувствуете, что стали размером с вселенную. Постоянно звучавшие у вас в голове тихие голоса, напоминавшие о том, кто вы и где живете, замолкают. Вы теряете обеспечиваемую памятью связь с эмоциональной составляющей собственного "я", а ваше восприятие оказывается поглощено богатствами текущего момента, богатствами того, что происходит здесь и сейчас. Все, в том числе и та жизненная сила, которая и есть вы, излучает чистую энергию. Вы исполняетесь детской любознательности, ваше сердце парит в покое, а разум исследует новые способы плавания в окружающем море эйфории. А теперь спросите себя: каким стимулом для вас будет возможность вернуться к высокоупорядоченной повседневности?

Я много спала в тот день инсульта ― по крайней мере настолько, насколько это возможно в больнице! Когда я спала, я могла удерживать тот постоянный поток энергии, который бомбардировал все мои органы чувств. Закрыв глаза, я могла спрятать от этого потока значительную часть своего сознания. Свет был мне неприятен, и мозг бился в муках, когда в глаза светили специальным фонариком, чтобы проверить зрачковый рефлекс. Игла капельницы, поставленной на тыльную сторону ладони, была мне солью на рану, и я мечтала лишиться чувств на время производимых манипуляций. Я бежала от них, погружаясь в убежище безмолвного сознания ― по крайней мере до следующего неврологического осмотра.