Железный король

лагодарностями; однако, когда он заявил, что уезжает, никто не стал его удерживать. От него добились того, чего хотели. Конечно, этот юный ломбардец – очаровательный кавалер, конечно, он оказал семейству де Крессэ огромную услугу… Но, в конце концов, они же его не знают. И мадам Элиабель, вспоминая о своих утренних маневрах и о том, как молодой итальянец не совсем вежливо покинул ее, чувствовала смутное недовольство собой. Однако заемное письмо отсрочено, а это самое существенное. Хозяйке замка Крессэ очень хотелось думать, что ее прелести сыграли здесь не последнюю роль.

Единственное существо, которое действительно желало, чтобы Гуччо остался, не могло и не смело выразить своих мыслей вслух.

Все присутствующие почувствовали вдруг какую-то неловкость. Тем не менее братья де Крессэ чуть ли не силком навязали гостю четверть косули, убитой ими утром на охоте, и взяли с него слово, что он непременно заедет к ним как-нибудь еще. Гуччо обещал и неприметно взглянул при этих словах на Мари.

– Будьте уверены, я не премину вернуться по поводу заемного письма, – произнес он бодрым тоном, надеясь ввести хозяев замка в заблуждение.

Его пожитки приторочили к седлу, и Гуччо вскочил на коня. Проводив гостя глазами до поворота к Модре, мадам Элиабель облегченно вздохнула и торжественно объявила сыновьям – вернее, самой себе:

– Ну, детки, ваша мама еще не разучилась говорить с молодыми щеголями. Я долго над ним билась и, не поговори я с ним наедине, боюсь, он был бы не так сговорчив.

Опасаясь выдать свои чувства. Мари поднялась к себе в спальню.

По пути в Париж, пустив коня галопом, Гуччо с победоносным видом оглядывался вокруг, как и подобает неотразимому соблазнителю, которому достаточно только переступить порог замка, чтобы покорить сердца всех тамошних обитательниц. Образ Мари, ее фигурка, вырисовывающаяся на фоне зеленей, не выходили у него из головы. И он клялся, что вернется в Нофль, непременно вернется, в самом скором времени, может быть, даже на этой же неделе.

Кто из нас не давал в дороге подобных обещаний, которые, увы, редко исполняются в жизни!

Поздней ночью он добрался до Ломбардской улицы и до рассвета беседовал с дядей, банкиром Толомеи. Сверх всякого ожидания дядюшка охотно согласился с доводами Гуччо относительно отсрочки заемного письма: у старого ломбардца были иные заботы. Только раз он проявил живой интерес к рассказу племянника – когда тот поведал ему о махинациях прево Портфрюи.

Весь остаток ночи Гуччо проспал тревожным сном, и ему грезилась одна лишь Мари, так по крайней мере решил он, встав с постели. Но на следующий день он думал о ней уже меньше.

В Париже он вел знакомство с двумя хорошенькими двадцатилетними горожанками, женами купцов, которые не слишком мучили отказами юного итальянца. Через несколько дней Гуччо окончательно забыл об одержанной им в Нофле победе.

Но судьбы человеческие свершаются не вдруг, и никому не ведомо, какому из его случайных поступков суждено дать ростки, почки, ветви. Никому