Фома Гордеев

водою широко разлившейся реки. Далекий горный берег был ласково окутан синеватой дымкой мглы, там блестели, как большие звезды, кресты церквей. У горного берега река была оживлена - сновали пароходы, шум их доносился тяжким вздохом сюда, в луга, где тихое течение волн наполняло воздух звуками мягкими. Огромные баржи тянулись там одна за другой против течения, - точно свиньи чудовищных объемов взрывали гладь реки. Черный дым тяжелыми порывами лез из труб пароходов и медленно таял в свежем воздухе. Порой гудел свисток - как будто злилось и ревело большое животное, ожесточенное трудом. В лугах было тихо, спокойно. Одинокие деревья, затопленные разливом, уже покрывались ярко-зелеными блестками листвы. Скрывая их стволы и отразив вершины, вода сделала их шарообразными, и казалось, что при малейшем дуновенье ветра они поплывут, причудливо красивые, по зеркальному лону реки...

Рыжая женщина, задумчиво глядя вдаль, тихо и грустно запела:

Вдоль по Волге ре -ке

Легка лодка плы -э -вё -от...

Брюнетка, презрительно прищурив свои большие строгие глаза, сказала, не глядя на нее:

- Нам и без этого скучно...

- Не тронь, пусть поет! - добродушно попросил Фома, заглядывая в лицо своей дамы. Он был бледен, в глазах его вспыхивали какие-то искорки, по лицу блуждала улыбка, неясная и ленивая.

- Давайте хором петь!.. - предложил господин с бакенбардами.

- Нет, пускай вот они две споют! -оживленно воскликнул Ухтищев. -Вера, спой эту, -знаешь? "На заре пойду..." Павленька, спойте!

Хохотунья взглянула на брюнетку и почтительно спросила ее:

- Можно спеть, Саша?

- Я сама буду петь! -заявила подруга Фомы и, обратившись к даме с птичьим лицом, приказала ей: - Васса, пой!

Та тотчас погладила рукой горло и уставилась круглыми глазами в лицо сестры. Саша встала на ноги, оперлась рукой о стол и, подняв голову, сильным, почти мужским голосом певуче заговорила:

Хорошо -о тому на свете жить,

У кого нету заботушки,

В ретивом сердце зазнобушки!

Ее сестра качнула головой и протяжно, жалобно, высоким контральто застонала:

Эх -у -ме -ня -у- кра- сно- й- де- еви- цы...

Сверкая глазами на сестру, Саша низкими нотами сказала:

Как былинка, сердце высохло -о-о!

Два голоса обнялись и поплыли над водой красивым, сочным, дрожащим от избытка силы звуком. Один жаловался на нестерпимую боль сердца и, упиваясь ядом жалобы своей, - рыдал скорбно, слезами заливая огонь своих мучении. Другой - низкий и мужественный - могуче тек в воздухе, полный чувства обиды. Ясно выговаривая слова, он изливался густою струёй, и от каждого слова веяло местью.

Уж я ему это выплачу...

- жалобно пела Васса, закрыв глаза.

За -азноблю его, по -овысушу...

- уверенно и грозно обещала Саша, бросая в воздух крепкие, сильные звуки... И вдруг, изменив темп песни и повысив голос, она запела так же протяжно, как сестра, сладострастные угрозы:

Суше ветра, су -уше буйного,

Суше тон травы коше -оные...

Ой, коше -ные, просушеные...