Марк Твен

Действие в романе происходит в период Гражданской войны. Но читатель об этом может догадаться только по тому, что войска противника называются «мятежниками», — автор начисто изъял из романа все, что могло бы говорить о причинах, целях войны против южан-рабовладельцев, о свободолюбивых идеях, которыми были воодушевлены северяне. Он даже избегает называть своего героя по имени, а лишь «юноша»: Крейна интересуют эмоции потрясенного человеческого естества, а не сознание Генри Флеминга, добровольно ушедшего на войну.

Весь роман заполняют описания проявлений животного начала у людей. Полк новобранцев — это «безумная толпа», «животные, брошенные в темную яму»; беснующиеся, «как капризные дети», офицеры, которые топчут копытами лошадей своих же солдат; полк охватывает «паническое бегство, напоминающее наводнение»… до появления противника. В герое романа автор подчеркивает злобность, животную тупость; наступление противника он воспринимает, как «затравленный зверь» — «глаза его горели ненавистью, зубы были оскалены по-собачьи»; стреляет в противника он в состоянии «злобного отчаяния, с тупым стеклянным взором» (лейтенант при этом называет его «дикой кошкой»; сам лейтенант все время дрожит, дико взвизгивает и чудовищно ругается).

Крейн детально описывает физические и душевные муки труса, сбежавшего с поля боя, покинувшего смертельно раненного товарища на пустынном Месте, патологические выверты его «натуры»: первый мертвец «тянул его остаться у тела и не отрываясь смотреть»; другой, «зеленый труп» в лесу, приставленный стоймя у дерева, казалось, «пронзительно кричал ему вслед угрозы».

Ни в одном американском романе того времени нет такого нагромождения ужасов войны, как у Крейна. Битва изображена как «колоссальная, страшная машина», которая «выбрасывает трупы», причем трупы описаны во всех позах и видах. Бессмысленность, жестокость битвы подчеркнута поведением раненых, находящихся в диком состоянии: они истерически хохочут, поют песни, у них опять-таки «безумные лица».

Давши трусу наконец «алый знак доблести» — то есть рану, — юношу хватил ружьем по голове другой обезумевший трус, солдат того же полка, сделав его под конец знаменосцем полка и «мужчиной», — автор называет на последней странице романа своего героя еще раз «животным, изнемогающим и опаленным болью и пламенем боя», и объявляет читателю, что «от красной болезни войны юноша излечился».

Таким же деформированным, как в романе, предстает реальный мир и в рассказах Крейна «Маленький полк», «Три удивительных солдата», «Тайна героизма» и в других. Взявши от реализма его чисто внешние признаки, писатель-натуралист нагромождал факты без отбора, не чувствуя ответственности — правдиво ли изображаемое? Отсутствие оценки и определенных критериев приводило к тому, что в позднем творчестве Крейна становились равновеликими и равнозначными большие и малые жизненные явления. Поток фактов захлестывал писателя; изображение только темных, уродливых сторон жизни создавало диспропорцию, затемняющую истинное соотношение вещей и явлений.

«Нежная» литература и натурализм были антиподами по своему внешнему виду. По сути же своей ни та, ни другая литературная манера не в состоянии была дать правдивое отображение сложных процессов человеческой жизни.

Активной борьбой против «нежных традиций» отмечен литературный путь Гарленда, во многом отличающийся от пути, пройденного Крейном. Восстав против «розового флера» в литературе, Гарленд настойчиво стремилея к «искусству истины». В своей двухтомной книге мемуаров «Сын Среднего Запада» Гарленд рассказывает, как он долгое время был убежден, что живет в счастливейшей стране, среди счастливого народа и в самую счастливую эпоху. Но жизнь рассеяла розовый туман в голове юноши. Этому помогли книги Дарвина, книга Генри Джорджа «Прогресс и бедность».

Вот какими глазами после этого стал смотреть писатель на родную Дакоту: «Я видел красоту природы, но меня угнетала безрадостность представившейся моему взору человеческой жизни. Одинокие, походившие на ящики жилища фермеров на холмах вдруг показались мне похожими на логовища диких зверей. Серость, грубость жизни этих людей терзала меня… Я задал себе вопрос, почему эти суровые факты, о которых пишут русские [385] и английские писатели, не находят отражения в нашей литературе?»

Из страстного желания рассказать правду родились эстетические принципы Гарленда: истина выше красоты; главное назначение художника и цель его деятельности — борьба за победу справедливости. В 1891 году Гарленд выпускает в свет книгу рассказов «Проезжие дороги». Она носит следы горестного раздумья автора над участью сотен тысяч мелких тружеников-фермеров, затерянных и заброшенных на своих фермах.

«Проезжие дороги» — печальная книга. Автор рассказывает о нищете и социальном гнете в деревне, о непосильном и невознаграждаемом труде фермеров, об их скупых радостях, о страшной системе кропперства, когда фермер потом и кровью удобряет землю, арендуемую у спекулянта, в надежде выкупить ее, а спекулянт повышает цену вдвое и снова на долгие годы приковывает фермера к земле, с которой у того нет сил расстаться: слишком много труда вложено в нее. Таково содержание рассказа с выразительным названием «Львиная лапа».

В рассказе «Возвращение солдата» описан приход в родную деревню к нищей семье демобилизованного волонтера северной армии после Гражданской войны. Действие отнесено в прошлое, но автор описывает условия существования американских фермеров 90-х годов. Будущее фермера представлено автором как борьба ожесточенная, не прекращающаяся ни на час. «Его война с Югом окончилась, а другая война, каждодневная война с природой и несправедливостью сограждан, вступила в свои права», — говорит автор.

Тягостное и безрадостное впечатление оставляет рассказ «Вверх по ложбине». В нем показана беспросветная жизнь фермера Грэнта, который разучился улыбаться. «Хотел бы я знать, — восклицает Грэнт, — стоит ли чего-нибудь такая жизнь, — какую мы ведем? Отличается ли она от того, как жили негры-рабы?»

Рассказ Гарленда перекликается с романом Марка Твена о Геке Финне. Десять лет тому назад Марк Твен расценил проблему рабства не только как негритянскую, но и как общенациональную. В начале 90-х годов Гарленд приходит к тому же выводу: кропперство — это рабство для белых и негров.

Но есть значительная качественная разница между позициями — Гарленда и Марка Твена. Герои романа Твена настойчиво и упорно ищут «свободный Каир», активно борются с рабовладельцами. Герой романа Гарленда, фермер Грэнт, — добыча отчаяния.

«Я ничего не могу поделать, я как муха, увязшая в блюдце с патокой, — говорит он. — Для нее нет спасения. Если она будет рваться, она' только искалечит себе ноги».

«…Я конченый человек. Я сделал вывод, что жизнь для девяноста девяти фермеров из каждых ста — это безнадежность и неудача».

Книга Гарленда не принималась ни одним буржуазным издательством: автору инкриминировали «извращение фактов». Гарленд, защищаясь, утверждал, что, щадя читателей, он сказал «даже не всю правду». Журнал «Арена» выпустил на свой риск сборник рассказов Гарленда. Лишь один Гоуэлс дал о нем положительную рецензию, другие же буржуазные критики завопили, что Запад «вскормил змею на своей груди».

Фермерская проблема в творчестве Гарленда представлена как узел неразрешимых и поэтому трагических противоречий. Не обладая широтой политических взглядов, не умея понять истинный смысл социальных явлений, Гарленд отображал лишь то, что видел. Изображение получалось не совсем верным: в нем не хватало самого главного — умения подметить закономерность и указать путь вперед.

Этого Гарленд сделать не мог: его идеалом было не будущее, а прошлое. Он хоронил и оплакивал фермерские вольности колонизаторского периода, был певцом исчезающего американского «эльдорадо». Вот почему у его творческой фантазии были подрезаны крылья. Старое было разрушено; прошлое становилось преданием, настоящее — медленной пыткой, будущее — только смертью.