Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры

Иванушка-дурак является положительным героем многих народных сказок. Народно-поэтическая традиция применяет к своему любимому герою определение «дурак» с иронической целью, для вящего ниспровержения и посрамления той молвы, которую распространяют люди богатых сословий о простом и бедном человеке. Сказочный Иванушка-дурак своей простоватостью и беспечностью как бы оправдывает до поры до времени приложенную к нему кличку, но потом обнаруживает столько ума, смелости, находчивости, что преодолевает все козни и коварство «умных» врагов, торжествует над ними победу и добивается счастливой жизни. Жизненный идеал фольклорного Иванушки-дурака не поднимается выше мужицких представлений о том, что такое хорошая жизнь, и обычно ограничивается достижением личной независимости, богатства, удачи в житейских делах. Венец удачи — когда Иванушка достигает трона и становится мужицким царем. Таким образом, сама демократическая идея сказки об Иване-дураке приобретает нередко монархическую форму выражения.

Примечательно, что даже принципиальный противник монархии Лев Толстой в «Сказке об Иване-дураке и его двух братьях», своеобразно интерпретируя народный мотив о мнимом «дураке», посрамляющем спесивость «умных» богатеев, приноравливается к уровню мужицких представлений, не свободных от царистских иллюзий, и делает своего Ивана царем-пахарем. В то время как «умные» братья — Семен-воин и Тарас-брюхан — разорили свои царства в войнах и в погоне за деньгами, патриархальное царство, основанное Иваном-дураком, преуспевало в своем благополучии. В царстве «дураков» не было ни армии, ни денег, ни тунеядцев, ни просвещения, ни законов; здесь все работали своими руками, были счастливы и жили в полном согласии. Только один обычай был в царстве Ивана, — обычай, который тунеядцы из соседних царств называли «дурацким»: «у кого мозоли на руках — полезай за стол, а у кого нет — тому объедки»^[79].

Таким образом, рисуя в сказке утопическое общество патриархального крестьянского социализма, Лев Толстой иронически использовал выдвинутую паразитическими классами номенклатуру деления людей на «умных» господ и «дураков» тружеников. Сказка Щедрина «Дурак» написана несколькими месяцами ранее толстовской сказки об Иване-дураке, но в одном с нею 1885 году. Слову «дурак» Щедрин придал тот же иронический смысл, с которым мы встречаемся в фольклоре и в сказке Толстого.

Герой щедринской сказки Иванушка вовсе не дурак, а личность далеко превосходящая в интеллектуальном и в нравственном отношении всех тех, которые считают себя умными, а в нем видят дурака. Пользуясь правом сказочного жанра на «чудесное», не требующее мотивировок, Щедрин рассказывает о появлении на свет необыкновенного «дурака», у которого от рождения никаких «подлых мыслей» не было.

Органической потребностью Иванушки, сердце которого отличалось исключительной отзывчивостью к чужому горю, была деятельная любовь к ближнему. Он весь отдался заступничеству за бедных, слабых, больных, гонимых. Он не признавал и не понимал никаких официальных законов, требований, теорий, предписаний морального кодекса, стоявших на страже господствующего порядка. О принципах собственности и о правах наследования Иванушка-дурак никакого представления не имел и просто не понимал ик, как ни втолковывал ему «законные» истины папочка. Отдали дурака в «заведение». Однако, несмотря на превосходную память и золотое сердце, он большинства наук совсем не понимал. «Не понимал истории, юриспруденции, науки о накоплении и распределении богатств. Не потому, чтобы не хотел понимать, а воистину не понимал. И на все усовещивания учителей и наставников отвечал одно: не может этого быть!»

Как пи старались благонравные воспитатели и дома и в «заведении» просветить разум Иванушки, направить «стопы его по стезе господина исправника, его помощника и непременного заседателя», он так и остался неисправимым «дураком». Никого и ничего он не боялся и совсем не имел понятия об опасности. «Случится в городе пожар — он первый идет в огонь; услышит ли, что где-нибудь есть трудный больной — он бежит туда, садится к изголовью больного и прислуживает. И умные слова у него в таких . случаях оказывались, словно он и не дурак». Его непреодолимо влекло к самопожертвованию, и «он инстинктивно повиновался этому указанию, не справляясь об ожидаемых последствиях и не допуская сделок даже в пользу кровных уз».

Подобно тому, как в известной сказке Андерсена лебедь в стаде утят оказывается «гадким утенком», подобно тому, как в романе Достоевского человек, поведение которого идет вразрез с нравами морально прогнившего светского общества, объявляется «идиотом», — так и сказочный щедринский Иванушка-дурак признается ненормальным и опасным, становится гонимым и презираемым в обществе, насквозь пропитанном своекорыстными интересами.

Щедрин неоднократно развивал в своих произведениях мысль о том, что в ненормальной обстановке только ненормальные явления признаются нормальными и, наоборот, подлинно нормальное, человеческое преследуется как ненормальное. В сказке «Дурак» ярко воплощена именно эта мысль о ненормальности нормального в обществе, где все представления о добре и зле извращены. Общая идея сказки состоит в противопоставлении двух моралей — эксплуататорской и социалистической.

Разумеется, жизнь одинокого протестанта, взгляды и поступки которого находились в непримиримом конфликте с господствующей средой, должна была закончиться трагически. Финальный эпизод сказки — внезапное исчезновение, а затем, по прошествии многих лет, возвращение бледного, худого и измученного Иванушки — намекает на административную кару, постигшую героя. Такова была участь многих «справедливых людей» из народа, и Салтыков своей сказкой выражал им сочувствие.

Как в сказке «Дурак», любовь к ближнему — основной мотив «Христовой ночи» и «Рождественской сказки», причем эти два произведения во всем цикле являются единственными, где Салтыков, развивая тему любви к ближнему, использует религиозно-мифологические образы и форму христианской проповеди.

«Христова ночь», несмотря на то что в ней использован миф о предательстве Иуды и воскресении Христа, по пафосу своему прямо противоположна проповеди религиозного смирения. В ней отвергается идея прощения предателя и звучит призыв беспощадно карать его.

Среди симпатичных автору образов в произведениях Салтыкова-Щедрина одно из самых видных мест занимает юноша, стремящийся к добру и правде. Таковы: «маленькое русское дитя» в сказке «Пропала совесть» (1869), Коронаг в «Благонамеренных речах» (1875), Юленька в «Дворянской хандре» (1878), Степа в «Больном месте» (1879), Чудинов в «Мелочах жизни» (1886). Следует прибавить сюда и Сережу Русланцева из «Рождественской сказки» (1886). В ряду названных произведений эта сказка является позднейшей и как бы завершает галерею положительных образов молодых людей в творчестве Щедрина. Характерно при этом то обстоятельство, что в позднейших произведениях молодые герои, порывающиеся к высоким идеалам и борьбе за них, кончают преждевременной смертью.

«Рождественская сказка» посвящена той же теме, что и сказка «Пропала совесть». В них отразились размышления Салтыкова о степени моральной готовности молодежи к восприятию новых идей и о перспективах освободительной борьбы.

Всеми гонимая совесть нашла наконец приют в чистом сердце маленького русского дитяти. «Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет в нем и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама». Такой финал сказки «Пропала совесть».

Образ восприимчивого к правде маленького русского дитяти, с которым познакомила нас сказка «Пропала совесть», повторился в «Рождественской сказке» в образе отрока Сережи Русланцева, заявивпюго: «Я за правду на бой пойду!» Правда мелькнула перед ним и напоила его существо блаженством; но неокрепшее сердце отрока не выдержало наплыва и разорвалось.