Ошибка

ространстве. Он летает за ними, ловит их и сталкивает друг с другом; от этого получается радужная полоса, которая и есть мысль. Если её вобрать в себя вместе с воздухом и затем выдохнуть, то она зазвучит, и от этого получается речь.

- Однако как это всё просто! - Он засмеялся. - Декаденты - тонкие люди. Тонкие и острые, как иглы, - они глубоко вонзаются в неизвестное, - с удовольствием, щёлкнув пальцами, произнёс он.

Дверь отворилась, и в отверстие просунулась голова квартирной хозяйки.

- Сидит одетый, смеётся и разговаривает сам с собой... Тоже занятие! Самовар подавать, али уходите куда?

Хозяйка говорила ворчливо, а смотрела ласково. Глаза у неё были маленькие, но живые; от них к вискам легли складки тонких морщинок, и это придавало им улыбающийся блеск.

От её речи Ярославцев почувствовал себя как бы только что возвратившимся откуда-то и очень утомлённым.

- Самовар? Нет... не надо! - Он махнул рукой. - Я ухожу... может быть, до утра. Знаете, один мой знакомый сошёл с ума. Как вы полагаете, это что такое?

- Чтой-то, господи! Один недавно пристрелился, другой сошёл с ума... ну друзья у вас!.. ай-ай!.. Что такое - говорите? Известно что - божья воля.

- Божья воля? - задумчиво произнёс Кирилл Иванович и зачем-то снял с головы фуражку. - Это странно, знаете... очень странно... да!

- Который это сошёл, русый, трёпаный, в серых штанах, или тот весёлый, в золотом пенсне? - спросила хозяйка.

На её толстом, морщинистом лице и в тоне её вопроса звучало много жалости, отчего Кириллу Ивановичу стало грустно.

- Нет, не эти, а знаете - чёрный, в крылатке, с тростью и с прыгающими бровями, - серьёзно и тихо отвечал Кирилл Иванович и почувствовал, что у него щекочет в горле и на глаза навёртываются слёзы.

- Не приметила такого. Видно, редко бывал, не встречала. Идите. Да долго-то не надо там торчать... Сам-то вон какой жёлтый стал! - сурово говорила хозяйка.

Ярославцев снова надел фуражку, встал и молча пошёл из комнаты, полный грустного чувства и утомления.

- Дверь-то заприте! - крикнула вслед ему хозяйка.

- Не надо! - печально кивнул он головой.

Было уже около шести часов вечера, но июльский зной ещё не растаял им дышали и камни мостовой, и стены зданий, и безоблачное небо. Пыльные листья деревьев, перевешиваясь через заборы, не шелестели; всё было неподвижно и казалось ожидающим какого-то толчка.

Из открытых окон белого дома хлынула волна растрёпанных и негармоничных звуков рояля; они бестолково запрыгали в воздухе, Ярославцев вздрогнул и оглянулся вокруг, желая посмотреть, что сделается с улицей от этого шума. Но всё оставалось неподвижным, а звуки уже исчезли так же бессмысленно, как и явились.

"Кратко бытие звука!" - мелькнула у Кирилла Ивановича посторонняя мысль, и, как бы в виде эха её, в нём разлилось острое желание взять высоким фальцетом несколько нот - а-о-э-о-а! - как делают певцы. Но он подавил в себе это желание и пошёл дальше, наклонив голову под наплывом стаи новых мыслей и