Волчья яма

адцать лет? Нет, он хотел жить. Хоть - как-нибудь: Но, по-видимому, и как-нибудь не получится:

Задумавшись, он не заметил, как рядом появилась птичка, маленькая, вертлявая трясогузка с длинным хвостиком. Невесть откуда взявшись, она беззаботно прыгала по песку. Что-то там склюнула, оглянулась на одинокого человека возле костра и вроде коротко пискнула.

- Плисочка! - прошептал он с неожиданной нежностью, сразу вспомнив слово, каким в бабушкиной деревне называли этих птичек. Но плиска тотчас вспорхнула и стремительно скрылась над речкой. Зачем она здесь, по чью душу? - встревожился солдат, растроганный неожиданным появлением пичужки.

Тем временем, наверно, испеклась картошка.

Солдат выгреб из костра крайнюю картофелину, слегка отер ее о штаны и осторожно откусил. Но проглотить почему-то не смог - спазм перехватил горло. Погодя он попытался еще раз, но и вторая попытка оказалась напрасной. Наверно, что-то случилось с его горлом или желудком, перестали принимать пищу. Ощутил сильные позывы тошноты и не на шутку испугался. Сколько затем ни пытался, проглотить ни крошки не смог. А вскоре утратил и способность жевать. Началась жестокая рвота, казалось, будто выворачивает желудок и все внутренности. Низко склонившись, он сидел возле костра, потеряв интерес к картошке. Ждал, когда окончатся его муки. Но муки, похоже, только усиливались.

Так прошло немало времени, начал догорать костер. В темени наступившей ночи поодаль тускло блестело водяное пятно излучины. Рядом, слабо освещенное остатками огня, неподвижно лежало тело бомжа. Надо было подложить сушняка в огонь, но стало не до того. Солдату был безразличен огонь, которого еще недавно так домогался.

Однако, чуть совладав с немощью, он встал, поднял отяжелевшее тело покойника и свалил его в яму. Засыпать уже не успел - опять подкатила тошнота. Он лег рядом с ямой и впервые не испугался - умереть, может, было бы и лучше. Медленно затухал костерок, по краям пепелища в темноте еще шевелились-мелькали мелкие искорки. Потом и они угасли.

Очнулся глубокой ночью - ему становилось хуже. Только успел подняться на остывшем песке, как опять содрогнулся от рвоты. Рвать давно уже было нечем, но мучительные позывы тошноты продолжали сотрясать тело. Временами он то приподнимался на песке, то снова падал, лежал. Когда судороги ненадолго прекращались, вроде забывался, чтобы вскоре пробудиться снова и снова надрываться во рвоте. Казалось, уже давно опустел желудок, а нестерпимая горечь не переставая рвалась из горла. Он думал, что лучше умереть, чем так мучиться.

Под утро немного уснул:

Проснулся, когда рассвело, сел. Рвота вроде унялась, стало полегче. Посидев, принялся вытирать испачканный рвотой подбородок, бушлат. И тогда на пальцах обнаружил кровь, - как и вчера у бомжа. Из его рта шла кровь. Значит, и его судьба решена:

Но что делать? Он не хотел умирать:

Солдат поднялся и, шатаясь, побрел прочь. Ему надо было добраться до брода.

Наверно, новая цель прибавила сил. Шатко и