Записки юного врача

Ре-диез...

Анна. - Записано двадцать человек.

Амнерис (поет).

Впрочем, этого на бумаге передать нельзя.

Вредны ли эти сны? О нет. После них я встаю сильным и бодрым. И работаю хорошо. У меня даже появился интерес, а раньше его не было. Да и мудрено, все мои мысли были сосредоточены на бывшей жене моей.

А теперь я спокоен.

Я спокоен.

19 марта.

Ночью у меня была ссора с Анной К.

- Я не буду больше приготовлять раствор.

Я стал ее уговаривать.

- Глупости, Аннуся. Что я, маленький, что ли?

- Не буду. Вы погибнете.

- Ну, как хотите. Поймите, что у меня боли в груди!

- Лечитесь.

- Где?

- Уезжайте в отпуск. Морфием не лечатся. (Потом думала и добавила). - Я простить себе не могу, что приготовила вам тогда вторую склянку.

- Да что я, морфинист, что ли?

- Да, вы становитесь морфинистом.

- Так вы не пойдете?

- Нет.

Тут я впервые обнаружил в себе неприятную способность злиться и, главное, кричать на людей, когда я не прав.

Впрочем, это не сразу. Пошел в спальню. Посмотрел. На донышке склянки чуть плескалось. Набрал в шприц, - оказалось четверть шприца. швырнул шприц, чуть не разбил его и сам задрожал. Бережно поднял, осмотрел, - ни одной трещинки. Просидел в спальне около 20 минут. Выхожу, - ее нет.

Ушла.

x x x

Представьте себе, - не вытерпел, пошел к ней. Постучал в ее флигеле в освещенное окно. Она вышла, закутавшись в платок, на крылечко. Ночь тихая, тихая. Снег рыхл. Где-то далеко в небе тянет весной.

- Анна Кирилловна, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки.

Она шепнула:

- Не дам.

- Товарищ, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки. Я говорю вам, как врач.

Вижу в сумраке ее лицо изменилось, очень побелело, а глаза углубились, провалились, почернели. И она ответила голосом, от которого у меня в душе шелохнулась жалость.

Но тут же злость опять наплыла на меня.

Она:

- Зачем, зачем вы так говорите? Ах, Сергей Васильевич, я - жалеючи вас.

И тут высвободила руки из-под платка, и я вижу, что ключи у нее в руках. Значит, она вышла ко мне и захватила их.

Я (грубо):

- Дайте ключи!

И вырвал их из ее рук.

И пошел к жалеющему корпусу больницы по гнилым, прыгающим мосткам.

В душе у меня ярость шипела, и прежде всего потому, что я ровным счетом понятия никакого не имею о том, как готовить раствор морфия для подкожного впрыскивания. Я врач, а не фельдшерица!

Шел и трясся.

И слышу: сзади меня, как верная собака, пошла она. И нежность взмыла во мне, но я задушил ее. Повернулся и, оскалившись, говорю:

- Сделаете или нет? И она взмахнула рукою, как обреченная, "все равно, мол", и тихо ответила:

- Давайте сделаю...

...Через час я был в нормальном состоянии. Конечно, я попросил у нее извинения за бессмысленную грубость. Сам не знаю, как со мной это произошло. Раньше я был вежливым человеком.

Она отнеслась к моему извинению странно. Опустилась на колени, прижалась к моим рукам и говорит: