История всемирной литературы Т.4

В качестве дипломата Тосканского двора Магалотти побывал в Англии, Германии, Голландии, Испании, Франции, Скандинавии и Бельгии и был как бы посредником между Италией и остальной Европой. Он поддерживал отношения со многими выдающимися людьми своего времени, состоял в переписке с Лейбницем. В письмах, дневниках и других произведениях Магалотти встречаются живые описания современных ему событий и нравов. Магалотти-политик не мог не чувствовать государственного унижения Италии, которое он пытался компенсировать сознанием культурного превосходства итальянцев.

Магалотти называют первым поэтом обоняния в европейской литературе. Он предварил «поэзию запахов» второй половины XIX — начала XX в., одним из самых ярких адептов которой стал Бодлер. Восторженно описывая разные ароматические вещества, Магалотти призывал учиться у восточных поэтов умению тонко анализировать и воспевать ароматы. Он подыскивает названия для целой гаммы запахов, чаще всего обращаясь к сравнениям с красками. Знаменитый сонет Бодлера «Природы некий храм» кажется вольным переложением стихов Магалотти.

Во второй половине XVII в. в итальянской поэзии не появилось ни одного имени, которое можно было бы поставить рядом с именами Кампанеллы, Марино, Тассони или Кьябреры. Итальянское литературоведение эпохи Рисорджименто возвеличивало Винченцо Филикайю (1642—1707) за то, что в годы политического упадка и раздробленности страны он высоким слогом воспевал итальянское единство. Однако патриотизм его был холодно-официален. Оды, похвалы, стихи Филикайи были преисполнены высокопарной риторики, причем без тени какой-либо новизны, так как форма, в которую они облекались, была заимствована у Кьябреры.

В сентябре 1683 г. армия польского короля Яна Собеского пришла на помощь осажденной турками Вене и одержала победу над войсками султана. Сражение это имело решающее значение для судеб Европы. Турки повернули назад и началось их отступление в Венгрии и на территории бывшей Австрии до Дуная. Придворный поэт Филикайя, восхваляя в патетических канцонах освобождение имперского города Вены и Священной империи (Австрийской), старается уделить как можно меньше внимания истинным виновникам победы — польским солдатам и полководцу союзных войск Яну Собескому.

Стихотворные панегирики Филикайи уснащены античными именами, мифологическими и библейскими образами; сквозь этот риторический туман нелегко пробиться к реальной основе событий.

Филикайя принимал деятельное участие в работах флорентийской Академии делла Круска и впоследствии примкнул к римской «Аркадии».

В условиях политического застоя, государственной раздробленности страны, полной безнадежности и упадка общественной жизни итальянская поэзия к концу XVII в. мельчает, становится манерной и превращается в салонное развлечение. Все более теряя оригинальность, она подпадает под влияние французской литературы рококо и вырождается в провинциальное ущербное искусство, против которого в следующем столетии восстанут поэты и писатели итальянского Просвещения.

*ГЛАВА 2.*

ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ (Степанов Г.В.)

Духовная жизнь Запада в XVII столетии отмечена рядом общих черт. Вряд ли значение этой эпохи следует сводить только к кризису гуманистических идей Возрождения. Более существенным является тот факт, что европейское общество, преодолев кризис, вступает в совершенно иную фазу развития.

Принципиально новый характер приобретают идеи и методы научного познания мира; возникают и развиваются новые философские концепции, что приводит к существенной перестройке мировоззрения вообще и художественного мировоззрения в частности.

В искусстве и литературе XVII в. конкретные обстоятельства (факты) человеческого бытия начинают играть более значительную роль, чем когда-либо. Взаимосвязь человека с окружающей его средой, противоречия внутреннего мира индивидуума и члена общественного коллектива раскрываются теперь как драматические или трагические коллизии.

Уже в эпоху великих географических открытий и колониального грабежа столкновение между эстетическими и философскими концепциями, с одной стороны, и конкретной действительностью, с другой, получило реальное выражение. Обожествленный человек Возрождения, действуя во имя и во славу церкви и короны, разрушал творения рук человеческих и проливал кровь на Американском континенте.

Старому феодальному укладу в Испании был нанесен удар раньше, чем в других европейских государствах, ибо Испания была раньше других стран вовлечена в процесс первоначального капиталистического накопления, начавшегося с открытия и колонизации Америки. Однако разрушение иллюзий патриархального «земного порядка» не означало избавления от феодального уклада. Новый класс — буржуазия, — уже сумевший создать культ рыцаря Дон Деньги, не конституировался в сильную общественную группу.

Формирование испанской нации наталкивалось на ряд трудностей, вызванных и давними историческими событиями (реконкиста), и своеобразием развития страны в XVI—XVII вв. Эти трудности становятся особенно заметны по сравнению с таким классически централизованным государством под эгидой абсолютной монархии, как Франция. Однако абсолютистские стремления королевской власти в Испании нельзя сбрасывать со счетов. Те части монархии, которые располагались на территории полуострова, часто имели только иллюзорную автономию: внутренние противоречия в автономных частях страны способствовали росту монархических настроений как среди знати, часто искавшей защиты от «своих» низов в сильной руке, так и в низах, непомерно страдавших от «своей» знати. К этому следует добавить вырождение органов самоуправления, а также уравнительное воздействие (в смысле подчинения уравнительной власти короля) католических идей. Так или иначе, режим абсолютной монархии при помощи огромного бюрократического аппарата и силой формалистических регламентаций постепенно приводил к централизации «неподдающейся» Испании.

Развитие общенационального сознания вело к упразднению обособленных областных художественных школ, столь характерных для донационального периода, и, способствуя выработке национально своеобразных форм искусства, не мешало возникновению интернациональных европейских черт в литературе, живописи и в мировоззрении.

Сильным тормозом в развитии индивидуального, в том числе и художественного, сознания и национального самопознания была церковь. Испанская церковь отличалась особой реакционностью. Церковная реформа еще не была доведена здесь до конца, когда началась Контрреформация.

Идеи Тридентского собора (аскетизм, первородный грех, чистота крови и т. д.) железным обручем сковали испанское общество. Церковь давала лозунги и формулы общественного поведения, она же разрабатывала подробнейший сценарий, в котором каждому члену общества была отведена определенная роль («каждому — свое»). В основу сценария были положены идеи: общество идеально, ибо это творение божие, а нормой поведения должно быть восхищение этим творением.

Церковь сделала все возможное, чтобы превратить литературу в служанку теологии, в проповедницу религиозной морали и абсолютистской политики. Дух критицизма подлежал изгнанию из литературы. Инквизиция, попиравшая все естественные права человека, установила свирепую цензуру, не гнушаясь прямой слежкой за писателями, их покровителями, книготорговцами и читателями.

Не менее тлетворным было влияние церкви на науку. Теологический томизм, возникший еще до реформы и развившийся в период Контрреформации, исходил из того, что материя пассивна и неопределенна и может быть обнаружена и понята через форму, которую ей дает бог. В связи с этим объяснение любого явления природы состоит в обнаружении этой формы и в толковании ее скрытого смысла. Ясно, что никакие опытные данные не нужны, а без них невозможна и наука. Отсюда — гонение на всякую научную и техническую мысль.