История всемирной литературы Т.6

Стремлением объединить устные и письменные традиции, связанные с историей Явы, отмечены и составляющиеся в Суракарте исторические компендиумы, стандартно именующиеся «Бабад танах Джави». Бросается в глаза архаический этноцентризм суракартских исторических сводов, в которых история Явы, начинающаяся с сотворения человека и доведенная до XVIII века, подается как мировая история. Одна из поэтических редакций «Бабад танах Джави», завершенная в самом начале XIX в., приписывается Йосодипуро Старшему. Его сын известен как автор небольших поэм «Бабад Прают» и «Бабад Пакепунг», в которых в безупречной форме и с большой точностью излагаются эпизоды из истории Суракарты XVIII — начала XIX вв.

«Ты будешь последним пуджонгго Суракарты», — так якобы сказал Йосодипуро Младший своему внуку Ронгговарсито (1802—1873). В творчестве этого блестящего стилиста, автора неповторимых по своей музыкальности стихов, как бы аккумулировались многие свойства ранней литературы «яванского ренессанса». По преданию поэт учился сперва в явано-мусульманской школе, потом на Восточной Яве и на Бали, где и крестьяне до сих пор немного понимают по древнеявански, а кукольники в поисках тем еще сравнительно недавно обращались к поэмам на кави. По возвращении в Суракарту, Ронгговарсито получает должность в канцелярии наследника престола. К этому времени относятся и его первые литературные опыты. Молодой поэт успешно поднимается по придворной иерархической лестнице, в 50-х годах становится придворным поэтом и заканчивает свой путь, снискав имя самого крупного яваноязычного литератора того времени.

Сочинения Ронгговарсито многообразны, но ограничиваются набором жанров, принятых в литературе «яванского ренессанса». Здесь и романтические поэмы, восходящие к индуяванским и средневековым яванским традициям («Серат Чарийосипун Алам Кутук», «Панджи Джаенг Тилам») и восходящая к преданиям XVI—XVII вв. книга о мусульманских апостолах на Яве («Вали Соно»), и труды по грамматике и об искусстве составления хронограмм, и прозаическая «Пустоко роджо», грандиозная мифологическая история Явы, базирующаяся на яванских театральных традициях и включающая, как можно думать, фрагменты из яваноязычных историй периода Прибрежной культуры и отдельные сведения, например о Кавказе или Каспийском море, почерпнутые поэтом у своих европейских знакомых. (Есть сведения, что он некоторое время сотрудничал в издаваемом голландцами на яванском языке журнале «Бромортани».) Бесспорный интерес представляют моралистическо-дидактические поэмы Ронгговарсито «Джаенгбойо», «Джоко Лоданг», «Колотидо» и др., в которых выражается недовольство современной поэту действительностью с ее падением нравов и предсказывается торжество разума и справедливости. Нельзя, однако, не вспомнить того, что всеобщее падение нравов является характерным признаком калиюги — четвертого заключительного этапа мирового исторического цикла в глазах индуяванцев и провозвестием конца света (киямат) для яванцев-мусульман, а надежды на наступление новых времен испокон веков были связаны у них здесь с образом Эру Чокро (Справедливого царя), отождествлявшегося буддистами с Вайрочаной, а мусульманами — с Махди.

Ту же самую неприглядную картину, когда женщины теряют стыд, вельможи — верность сюзеренам, дети — уважение к родителям, но облеченную в форму пророчества, мы находим в одном из бабадов княжества Джокьякарта. В Джокьякарте было создано сравнительно мало произведений. Среди них, например, «Серат бабад Дипанегаран» — стихотворная история яванской войны, написанная самим Депонегоро в жанре бабадов — с их обязательным полумифологическим зачином и довольно подробным описанием исторических фактов. Архаическая лексика, изобилие цветистых описаний характерны для стиля, развивающегося в Джокьякарте в середине XIX в. при деятельном участии видного историографа Сурьонегоро, принадлежавшего к княжескому роду Паку Аламов. Другой автономный княжеский дом — Мангкунегоро подарил яванской литературе видного писателя Мангкунегоро IV, оказавшего, как полагают, формирующее влияние на творчество Ронгговарсито и создавшего ряд беллетристических, моралистических и спекулятивно-философских поэм, лучшей из которых считается «Ведо Томо». За пределами дворцовых стен литературная деятельность на яванском языке продолжается в первой половине XIX в. разве что в мусульманских школах Центральной Явы, но распространенные здесь мистико-спекулятивные поэмы (сулуки) и мушаваратаны — переложенные на стихи богословские дискуссии, а также разного рода жития не содержат каких-либо новых элементов.

Укрепление колониальных порядков в Нусантаре привело к свертыванию культурных связей региона с остальными странами Азии, равно как и к ослаблению традиционных связей между самими народами Индонезии, в силу чего ослабевает и влияние яванской литературы за пределами территории, населенной яванцами. Так, обращаясь к балийским литературным произведениям первой половины XIX в., все труднее становится решить, на каком они написаны языке — традиционном яванско-балийском, с более интенсивной местной окраской, или уже на балийском языке с еще отчетливыми следами яванского влияния. Поэзия по-прежнему решительно преобладает у балийцев над прозой: с помощью приближенных к строю местного языка размеров тенгахан или мачапат здесь продолжают воспеваться приключения героев классических индийских эпопей («Арджунэ Пралабдэ», «Кунти Яджнэ» и др.). Все еще возникают здесь и новые местные обработки яванских поэм о царевиче-панджи, разыскивающем свою суженую, поэм, популярность которых на Яве земетно поблекла. Появляются книжные варианты местных фольклорных произведений, приближающихся по характеру то к балладам («Пранэ Ситрэ»), то к плутовскому эпосу («Чупак», «Эндер», «Пак Бонгклинг», и др.). На убыль идет распространение яванского литературного языка и на Западной Яве, где живут в основном сунданцы. Широчайшее хождение получают здесь сунданоязычные вавачаны — поэмы, продолжающие испытывать влияние яванской метрики и поэтики, но черпающие свои темы уже не только из яванской литературы, но и из местного фольклора. Сказочно-романтические вавачаны («Чариос Донгенг Суравангса», «Чариос Прабу Мундинг Лайя»), многие из которых перекликаются по содержанию с устными эпическими поэмами сунданцев (пантунами), пользуются здесь большой популярностью наравне с более короткими новеллистическими или комическими вавачанами. Среди сунданских вавачанов или балийских поэм XIX в. мы находим также произведения, подсказанные по-видимому литературой на малайском языке — второй по степени влиятельности литературой Нусантары.

Общие для всей Нусантары процессы культурного обособления сказались и на распространении малайского литературного языка: например, в северосуматранском султанате Аче, где в XVII в. литература существовала только на малайском, в XIX в. существует уже мусульманская комментаторская и нарративная литература на ачехском языке, причем часть произведений этой литературы — переводы с малайского (в бугийской и макассарской литературе XIX в. переводы с малайского составляли процент не менее значительный), другие же произведения на ачехском языке не имеют как будто малайских прототипов («Хикаят Мычуко» о происхождении традиционной шапочки индонезийского мусульманина или «Хикаят Пыдыэнг», в котором пророк Али по ошибке заподозривает в измене свою жену Фатьму, услыхав, как она разговаривает за стеной с его собственным мечом). При этом, однако, активизация литературы на ачехском языке не мешает появлению в Аче такого, например, малайского памятника, как «Адат Аче», принявшего свой окончательный вид в начале XIX в., равно как и устойчивая летописная традиция на бугийском языке не мешает бугийским правителям прибегать к услугам малайскоязычного летописца. Как в районах с коренным малайским населением (Малаккский полуостров, Восточная и Западная Суматра), так и в более пестрых в национальном отношении прибрежных городах Калимантана или Молуккских островов продолжают создаваться в первой половине XIX в. литературные памятники на малайском языке. Малайская литература находит читателей и «вербует» авторов и в яванской среде — недаром среди малайских рукописей мы находим множество списков, изготовленных в Батавии, равно как в Черибоне, Семаранге, Демаке и даже в Памекасане (Мадура), а в соответствующих каталогах их описания снабжены зачастую пометками: «яванизированный малайский язык», «обилие батавских и голландских словечек», «очень плохой малайский с Явы».