Блистающий мир

ся из внезапной поездки.

Когда он отъехал, Руна посмотрела в окно. Его карета, казалось, скользит подавленно и угрюмо среди бешеного движения улиц. С спокойной застывшей совестью Руна отошла от окна и стала играть с собакой.

Этот день она считала днем перелома жизни, ожидая наступления вечера с спокойствием отчетливой цели. Она стала особенно внимательна к себе и окружающему; подолгу смотрела в зеркало, неторопливо выбрала платье; часто, остановясь, в рассеянности рассматривала задевший внимание случайный предмет, как будто хотела ввести его в связь с тем, что переживала. Время от времени ей подавали визитные карточки; она бросала их в бронзовую корзину, отвечая: "Я не совсем здорова". Время тянулось медленно, но ей не было скучно. В будуаре она присела к письменному столу; на углу бумаги, задумавшись, нарисовала лицо, смотрящее с улыбкой из-за решетки. Затем она открыла дневник - золотообрезанный том в рельефных крышках старого серебра и, внимательно перелистав все там написанное, перечеркнула страницы карандашом; на первой же следующей за текстом чистой странице поставила единственную резкую строку: "17-го мая 1887 - 23 июня 1911 г. - ничего не было".

Тем вывела она за дверь и выбросила всю свою жизнь - от детского лепета до страшного дня в "Солейли" - ради первого ожидания.

День проходил тихо. Так отдавшийся, сидя в лодке, течению, человек спокоен и уронил весла, но движется - и в душе прибыл уже - куда плывет и поворачивает течение; к цели несет оно.

Как смерклось, - после обеда, тронутого ею весьма прихотливо, не в пример жажде, которую она время от времени успокаивала водой и чаем с вином, - лакей подал еще карточку.

На этот раз она сказала: "Просите" - без беспокойства, но с напряжением, выраженным улыбкой.

XIV Лакей ввел коменданта.

Еще не прошло суток, но его лицо выглядело таким, как если бы он перенес горе. Тяжело, прямыми солдатскими шагами приблизился он, смотря в лицо Руны, остановясь шагах в пяти от девушки, темные глаза которой по-детски свободно и мягко встретили его появление. Он поклонился, выпрямился, взял поданную руку, автоматически сжал ее, отпустил и сел против хозяйки. Все это проделал он как бы в темпе внутреннего ровного счета.

- Я пришел, - начал он и продолжал громче, - принести безмерную благодарность. - Комендант помолчал. - Все вышло так странно. Но о том не берусь судить. - Встав, он отвесил второй поклон, и невольная, видимо, бессознательная улыбка чрезвычайного довольства сверкнула под полуседыми его усами, - на мгновенье; после чего лицо вновь отвердело, словно улыбнулся он про себя, беседуя сам с собой. - Да, этот день мне не забыть. Вся жизнь, - моя и детей моих, - спасена, устроена, обеспечена. Я могу не служить. Но есть обстоятельство. Я допустил вас к свиданию, без меня, согласно просьбе вашей, не прося, не требуя ничего. Прошу подтвердить это.

- Но я не понимаю. - Руна свела брови, давая понять легким движением руки, что речь посетителя изумила ее. - Нас не подслушивают,