Сено-солома

т, столовая. Чуть дальше две будочки типа сторожевых. Это, значит, тоже понятно.

Внизу блестело озеро. В озере отражался лес. По воде прогуливались равномерные волны, отчего изображение леса было как на стиральной доске. Правее было поле. На нем возвышался огромный сеновал под крышей. Еще дальше болтались вокруг колышков две козы. Они выедали траву по окружности.

Пришли откуда-то стайкой наши девушки. Барабыкина среди них была как воспитательница детсада. Комплекция у нее средняя между тяжелым танком и баллистической ракетой. Знакомство с девушками началось еще в электричке. Теперь оно продолжилось.

Девушки были девятнадцати-двадцати лет. Кроме Инны Барабыкиной. Остальных звали так: Наташа, Наташа, Наташа, Вера, Надежда, Любовь.

Ей-Богу, я не шучу! Вера, Надежда, Любовь. Любовь была уже замужем, а Барабыкина уже нет. Остальные, следовательно, были невестами.

Чтобы проще было ориентироваться, мы впоследствии разделили Наташ на просто Наташу, Наташу-бис и Тату. Тата вела себя очень бойко. Кто-то уже попытался к ней подъехать, но тут же отъехал.

Из сарая вышел Лисоцкий в белой панамке. Он положил руки себе на живот и тоже принялся рассматривать окрестности. Потом Лисоцкий предложил провести организационное собрание.

— Все слышали? — сказал Лисоцкий. — Чем больше заработаем, тем лучше поедим. Это будет наша стратегия.

— А чем лучше поедим, тем что? — спросила Тата.

— Тем лучше будем работать! — загалдели остальные. — Тем сильнее будем любить! Тем больше будем спать!

Шуточки.

— А чем больше будем спать, тем скорее уедем, — сказал я, чтобы тоже внести свою лепту.

Лисоцкий нахмурился.

— Петр Николаевич, — обратился он ко мне. — Попрошу вас быть моим заместителем. Вы человек уже опытный, будете руководить молодежью.

— Шишка на ровном месте, — сказала молодежь Тата.

— Нами нужно руководить, — кокетливо сказала Барабыкина. Ей понравилось, что она тоже молодежь. Но Лисоцкий охладил ее пыл.

— Инна Ивановна будет поваром, — галантно сказал он. — Вручаем наши желудки в ваши руки.

— Никогда! — заявила Барабыкина. — Не умею и не хочу. Я даже мужу бывшему не готовила.

Понятно теперь, почему он от нее сбежал. Все посмотрели на Барабыкину с сожалением. У Лисоцкого упоминание о бывшем муже вызвало легкий стыд. И он постеснялся обременять женщину, перенесшую личную драму, нашими общественными желудками.

— Вера! Надя! — сказал он. — Придется вам.

Девушки покраснели, будто их сватают. Но согласились. Таким образом, наша вера и наша надежда оказались связанными с кухней. А с любовью обстояло много сложнее. Лисоцкий это понимал, поэтому после собрания оставил меня на конфиденциальную беседу. Мы говорили как мужчина с мужчиной.

— Надо что-то делать, — сказал Лисоцкий, глядя мне в глаза. Это чтобы я понимал подтекст.

— С чем? — спросил я, не понимая подтекста.

— Люди крайне молоды, — сказал Лисоцкий. — Природа настраивает на лирический лад. Вы понимаете?

— Нет, — сказал я.

— Не исключена возможность