История всемирной литературы Т.2

Изгнание составляет исходную ситуацию в истории эпического Сида, как гнев Ахилла — в «Илиаде». С величайшим сочувствием и эпической обстоятельностью повествует поэма о том, как обездоленный изгнанник с кучкой родичей и верных вассалов, оставив нежно любимую жену и дочерей в руках короля, начинает свой трудный путь. На первых порах Сиду негде приклонить голову, он не имеет ни продовольствия, ни денег и даже вынужден прибегнуть к хитрости — «одолжить» денег у богатых евреев, отдав в залог запечатанные сундуки, набитые камнями (распространенный новеллистический мотив). Постепенно, шаг за шагом обязанный только собственному ратному труду, своему благоразумию и самоотверженности верных воинов Сид достигает великих успехов в завоевании мавританских земель, добывает несметное богатство, а уже эти успехи и богатство делают возможным примирение с королем.

Конфликт «богатыря» с правителем — широко распространенная эпическая коллизия. Иногда этот конфликт ведет к бездействию героя (того же Ахилла) и даже открытому разрыву с сюзереном (вассалы-мятежники во французском эпосе). Иногда в решающий момент «богатырь» все же приходит на помощь несправедливому владыке из бескорыстной любви к родине (Илья Муромец в былине «Калин-царь», Гильом Оранжский во французском эпосе). В «Песни о моем Сиде» с «изгнания» начинается эпическая борьба Сида с маврами. Одерживая победы и отнимая земли у мусульманских властителей, Сид всячески подчеркивает свою вассальную верность несправедливому сюзерену, регулярно посылает ему богатые дары, часть своей добычи.

И на устах повсюду такое у них слово:

«Вот добрый был бы вассал, будь сеньор его добрым».

(Перевод Б. Ярхо)

Вассальная преданность Сида Альфонсу VI имеет прямую связь с делом реконкисты, оно было невозможно без объединения страны, которое исторически осуществлялось кастильскими графами, а затем королями.

Титульный лист первого издания «Поэмы о Сиде»

1525 г.

Уже после примирения с королем Сид должен утвердить себя в придворной среде, но ее представители, прежде всего инфанты Каррионские и их друзья, ведут себя по отношению к нему нагло и вероломно. Они спесивы, трусливы и алчны. Они презирают Руй Диаса как менее знатного инфансона, но зарятся на его богатство. Поэтому, посватавшись к дочерям Сида и получив богатое приданое, инфанты по пути в свои владения, избив юных жен, бросают их в лесу. Сид требует созыва кортесов и восстанавливает свою честь судебным поединком и новым, еще более почетным браком дочерей с принцами Наварры и Арагона.

Таким образом, идея христианско-испанского единства (при этом, как уже отмечалось, без тени церковного фанатизма) сочетается в поэме с весьма критическим изображением придворной среды. Родриго Диас, который в действительности и сам был из весьма знатного кастильского рода, превращен хугларом в инфансона. Не при дворе Альфонса, а в отряде опального Сида господствуют гармонические патриархальные отношения. Непререкаемый авторитет Сида среди родичей и вассалов зиждется на его мудрости, справедливости, отеческой заботе о семье и войске. Сам Сид наделен чертами настоящего патриарха, идеального эпического властителя, и его окружение представляет образец подлинно эпического мира как бы в назидание Альфонсу и всей Испании.

Образ самого Сида крайне своеобразен: кое-какими чертами он приближается к типу богатыря-военачальника в арабском (Антара), а также тюркском эпосе (Манас, Кёр-Оглы). Даже внешний его облик — зрелый мужчина с пышной бородой — исключителен. На фоне, например, французского эпоса Сиду в поэме абсолютно чужда героическая неистовость, безрассудная смелость и другие аналогичные свойства типичного богатыря-воина. Наоборот, он уравновешен, рассудочен, сдержан, он прекрасный дипломат, не дает аффектам увлечь себя, он зорко бережет не столько сословно-воинскую честь, сколько собственное достоинство, понимаемое очень широко, общечеловечески.

Сид не только воин, он рачительный хозяин в своих владениях, в своем войске, нежный семьянин. Его постоянные заботы о семье, трогательное свидание с нею, предложение жене и дочерям наблюдать за сражением у стен Валенсии, чтоб увидеть, как он воинскими трудами добывает их благополучие, переживания Сида в связи с неудачным браком дочерей — все это весьма своеобразные жизненные и художественные черты, отсутствующие, например, во французском эпосе.

Образ Сида связан со всей концепцией героики «Песни». Представление о герое здесь решительно перерастает традиционный облик безрассудно смелого богатыря-воина и вместе с тем не приобретает сословно-рыцарских черт. Эпический герой в «Песни о моем Сиде» становится благоразумной и уравновешенной личностью, причем личностью, которая в какой-то мере оказывается уже носительницей государственно-правового сознания. Этим определяется характер вассальной верности Сида королю — не страсть (в которой неразличимы право и обязанность), как у Роланда, а щепетильная лояльность. По этой же причине Сид ищет не мести оскорбителям своей чести, а законной управы на них, возмещения ущерба, их посрамления и вовсе не жаждет их крови.

Соответственно и изображение войн, которые ведет Сид, не сводится к серии смелых поединков: описывается действие войска, тактические приемы. Рядом с «войной» зримо присутствует «мир» (в этом кардинальное отличие от «Песни о Роланде»). Для поэмы специфично переплетение политических и семейных интересов и забот, соединение сцен батальных и картин свадьбы, суда и т. п., освобождение родной земли и поиски богатой добычи, пестрый фон, в котором наряду с воинами реконкисты выступают мирные жители, мавры и евреи. «Песнь о моем Сиде» исключительна в том смысле, что рядом с идеальными, возвышенными мотивами (распространение христианства и т. п.) настойчиво выступают весьма материальные — например, военная добыча.

Таким широким, многогранным изображением поэма выделяется среди образцов героического эпоса. Эти отличия (широта фона, материальные мотивировки поступков, описание своего рода «карьеры» героя, преодолевающего неблагоприятные обстоятельства, назидательный элемент) предвосхищают грядущее развитие эпоса, в результате сближающее его с романом.

Другая дошедшая до нас поэма о Сиде (XVI в.) посвящена его молодости. Основной ее сюжет — месть двенадцатилетнего Родриго за своего немощного отца Диего Лайнеса, находящегося в распре с графом Гомесом де Гормас, и последующий брак Родриго и Химены — дочери убитого им графа. Далее следует рассказ о подвигах Родриго в войнах с маврами, о единоборстве с арагонским борцом для разрешения спора между Кастилией и Арагоном (это факт исторический), об участии в фантастической войне с Францией. Образ Родриго в этой поэме во многом противоположен Сиду из «Песни о моем Сиде» и ближе к традиционному героическому характеру. Родриго здесь безрассудно смел, нетерпелив, держит себя вызывающе с королем Фернандо, пугает его своим длинным мечом и дерзкими речами.

Следует учесть, однако, что поэма о юношеских подвигах Сида — типичный образец произведения об «эпическом детстве» известного героя (ср. аналогичные сказания о юности Роланда, Кухулина, Давида Сасунского и др.). А для таких произведений особенно характерно изображение прежде всего ищущей выхода богатырской энергии молодого героя. Лишь по достижении зрелости его энергия подчиняется определенной общественной целеустремленности (таков, например, армянский герой Давид Сасунский, который после проявленного юношеского безрассудства переходит к сознательной борьбе с арабскими завоевателями, так же как Сид).

Кроме того, следует учесть и более позднюю обработку сказаний о Родриго в обстановке усилившейся феодальной усобицы. Эпизоды молодости Сида были широко разработаны в романсах. Сказания о Сиде составляют ценнейшую и самую популярную часть испанского средневекового эпоса, но испанский эпос далеко не сводится к ним.