История всемирной литературы Т.7

1880 год — год выхода в свет двух поэтических сборников: «Стихи» Н. Камбаса (1857—1932) и «Паутина» Г. Дросиниса (1859—1951) — считается годом рождения «новой афинской школы». Как потом скажет Дросинис, их стихи были «веселой песней жизни, реакцией на романтическое уныние». Обращаясь к темам повседневности, молодые поэты поднимали пока еще не слишком глубокий, но вполне реальный пласт жизненного материала. И что очень важно, эта новая для греческой поэзии авторская позиция сопровождалась ориентацией на народный язык.

Теоретический фундамент «новой афинской школы» заложила деятельность крупного филолога и этнографа Н. Политиса (1852—1921), собирателя и исследователя народного творчества. Публикации Политиса открывали молодой греческой интеллигенции истоки народного самосознания, преодолевшего многовековые испытания национальной истории. В поэтическом сборнике Костиса Паламаса (1859—1943) «Песни моей родины» (1886) наиболее развернуто и полно выражено то новое, что внесло в греческую литературу поколение 80-х годов. Эта книга как бы аккумулировала его коллективный опыт.

Составляющие сборник циклы «Песни моей родины», «Песни озера», «Песни сердца и жизни», «Военные песни» свидетельствуют о стремлении поэта объять все многообразие жизни: и интимные чувства, и повседневность, и природу, и народный быт, и национальную историю и т. д. Четыре года спустя, говоря о патриотической теме в поэзии, Паламас назовет патриотическое чувство «самым благородным»; признавая, что короткая история новогреческого государства знает немало случаев злоупотребления патриотической темой, он, однако, считал, что «тема родины является неистощимым источником вдохновения», особенно для наций в период становления.

Творческим двигателем, стержнем основополагающих замыслов Паламаса стала идея преемственности греческой истории, непрерывной линии развития народа, носителя и хранителя духовных ценностей нации. Все лучшее, что составляло культурное наследие Греции — античность и Византия, Ренессанс критской поэзии, клефтский фольклор, певцы революции 1821 г. Соломос и Кальвос, эпос Валаоритиса, — своеобразно преломилось в поэзии Паламаса. Вместе с тем и Паламас, и другие молодые греческие поэты активно ассимилировали достижения современной западноевропейской поэзии (главным образом французского Парнаса, а затем и символизма); более всего это проявилось в версификации.

Заново переживаемый пафос национального возрождения наделил творчество Паламаса и всю поэзию 80-х годов сильным импульсом романтизма. Высокий уровень символической обобщенности, поистине глобальная образность, яркость субъективного, личностного начала, патетический жизнеутверждающий характер — эти черты поэтики Паламаса придают его произведениям интенсивную романтическую окраску. Однако романтизм Паламаса обладает принципиально новым историческим качеством, и это прежде всего связано с новым историческим содержанием, которым наполняется его видение идеала — свободы не только национальной и духовной, но и социальной. Устремленность в будущее сопряжена у него с осознанием необходимости социальных перемен в судьбе народа, острым реалистическим видением всего косного, консервативного, что угнетало его. Идеальное становится для Паламаса критерием оценки реального, романтически окрашенный конфликт со старым миром строится на прочной базе социальных явлений, обозначенных с реалистической точностью.

Параллельное движение происходит в этот период и в прозе, которая переходит от романтического исторического романа к бытописательной повести и рассказу (повесть Д. Викеласа «Лукис Ларас», 1879; психологические рассказы Г. Визииноса и т. д.). Предметом писательского внимания становится не разработанная до тех пор тема деревни.

Эволюция бытописательного рассказа подготавливала разрешение языкового вопроса и в прозе — в поэзии он был практически решен с первых же шагов в литературе плеяды Паламаса. Мощным катализатором этого процесса послужила книга Янниса Психариса (1854—1929) «Мое путешествие» (1889). Автор, профессор филологии в Париже, излагал в ней свои впечатления от поездки в Константинополь и в Грецию, но взрывчатая сила книги заключалась не в характере этих впечатлений, а в использовании народного языка, последовательно, с лингвистической точностью выдержанного на протяжении всего повествования. С выходом «Моего путешествия» Психарис становится лидером движения за утверждение народного языка не только в литературе, но и в сфере общественной и политической жизни.

Воссоздаваемая в бытописательной прозе картина народной жизни была преимущественно идиллической, но постепенно в недрах этой прозы намечаются реалистические тенденции. Они складываются (под влиянием западно-европейского опыта) в тесном взаимодействии с элементами натуралистической поэтики. Обостряя социальное видение действительности, писатели начинают отходить от патриархальных иллюзий. Первое развернутое изложение реалистической программы было сделано в Греции в связи с публикацией одного из самых характерных произведений французского натурализма — романа Золя «Нана». Предисловие к этому роману, написанное А. Яннопулосом, стало, по сути дела, «манифестом реализма».

Признавая ряд особенностей исторического пути Греции и специфику ее национальных задач, в частности национально-освободительных, Яннопулос вместе с тем выступал против духовной изоляции Греции. Урок, который греческая литература должна была извлечь из опыта развитых европейских литератур, заключался, по мнению Яннопулоса, в отказе от идеализации мира, в познании социальной жизни, в изображении человеческих характеров в развитии.

Программа, выдвинутая Яннопулосом, была встречена передовой творческой интеллигенцией с большим воодушевлением, однако претворение ее в жизнь началось лишь в 90-е годы, когда вторжение буржуазного уклада стало подрывать иллюзию патриархального мира. Именно тогда в греческую прозу приходит ощущение подлинной сложности социальной действительности. В этом направлении развивается художественный поиск А. Пападиамантиса (1851—1911), А. Каркавицаса (1866—1922), Г. Ксенопулоса (1867—1951).

Дебютировав в конце 70-х годов с серией исторических и приключенческих романов, А. Пападиамантис обращается затем к жанру рассказа. Зарабатывая на хлеб переводами, он держится в стороне от литературных афинских кругов и предпочитает общество бедняков, среди которых живет. В рассказах писателя оживает мир простых людей его родного острова Скиатос. Повествуя о тяжелых буднях и редких праздниках своих героев, автор стремится раскрыть и опоэтизировать их трудолюбие, бескорыстие, человечность, доброту, их стойкость перед бесконечными невзгодами. Тяжелый труд, нужда, заставляющая бедняков искать удачи на чужбине, отсталые нравы несут страдания, а порой и гибель его героям, и прежде всего самым обездоленным среди них — женщинам. Видит писатель и те разрушительные процессы, которыми сопровождалось вторжение буржуазных порядков в мир греческой провинции. Он выписывает образ ростовщика, извлекающего выгоду из беды своих односельчан. Мелкими, черствыми людьми, поглощенными лишь своими интересами и удовольствиями, представляет он чиновников — оплот нового порядка. И уже совсем памфлетно, с откровенным сарказмом изображает Пападиамантис политиканство и продажную систему выборов.

С разработкой женской темы, привлекавшей писателя средоточием волнующих его проблем, связана повесть Пападиамантиса «Убийца» (1903). Героиня повести Хадула, всю жизнь служившая родителям, мужу, детям, не знавшая ничего, кроме лишений и горя, в минуту умопомрачения решает убить свою больную внучку, чтобы избавить ее от нынешних и будущих страданий, — ведь муки написаны женщинам на роду. И эта сцена, и сцены других убийств, которые совершает движимая маниакальной идеей Хадула, воссоздаются писателем с натуралистической тщательностью. Элементы натуралистического письма мобилизуются Пападиамантисом как наиболее сильные средства социального критицизма. Писатель стремится раскрыть механизм воздействия среды на характер героини, показать, что не наследственность, не физиологический инстинкт, а бесчеловечные общественные условия толкают Хадулу на преступления и приводят ее к гибели.