Несчастная

человек и как мало он походил на то, чем в моих мечтаниях представлялся мне отец?.. Но я была так одинока, так одинока на земле! И потом все та же неотступная мысль не давала мне покоя: "Ведь она его любила? За что-нибудь она полюбила же его?"

Прошло еще три года. Ничего не изменялось в нашей однообразной, заранее размеренной, рассчитанной жизни. Виктор подрастал. Я была старше его восемью годами и охотно занялась бы им, но г. Ратч этому воспротивился. Он приставил к нему няню, которая должна была строго наблюдать, чтобы ребенок не

1 Будьте любезны, "Заметки к истории Франции" Мабли, страница 74... там, где нас прервали (франц.).

2 Сюзанна, смерть матери лишила вас естественной опоры, но вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство (франц.).

3 Идите, дитя мое (франц.).

"баловался", то есть не допускать меня до него. Да и сам Виктор меня чуждался. Однажды г. Ратч пришел в мою комнату расстроенный, взволнованный, злобный. Уже накануне дошли до меня дурные слухи о моем вотчиме: люди толковали, будто он был уличен в утайке значительной суммы, во взятке с купца.

- Вы можете помочь мне,- начал он, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.- Подите попросите за меня Ивана Матвеича.

- Попросить? с какой стати? о чем?

- Походатайствуйте за меня... ведь я вам все-таки не чужой. Меня обвиняют... Ну, словом, я могу без хлеба остаться, да и вы тоже.

- Но как же я к нему пойду? Как я стану его беспокоить?

- Вот еще! Вы имеете право его беспокоить!

- Какое же право, Иван Демьяныч?

- Ну, не притворяйтесь... Вам он не может отказать по многим причинам. Неужели же вы меня не понимаете?

Он нагло посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что щеки мои так и загорелись. Ненависть, презрение - поднялись во мне разом, хлынули волной, затопили меня.

- Да, я понимаю вас, Иван Демьяныч,- ответила я ему наконец. Мой голос мне самой показался незнакомым.- И я не пойду к Ивану Матвеичу и не стану его просить. Без хлеба так без хлеба!

Г-н Ратч дрогнул, стиснул зубы, сжал кулаки.

- Ну, погоди же, царевна Меликитриса! - хрипло прошептал он.- Я тебе этого не забуду!

В тот же день Иван Матвеич потребовал его к себе и, говорят, грозил ему тростью, тою самою тростью, которою некогда обменялся с дюком де Ларошфуко, кричал: "Вы суть подлец и мздолю-бец! Я вас поставлю наружу!" (Иван Матвеич почти совсем не умел говорить по-русски и презирал наше "грубое наречие", се jargon vulgaire et rude 1. Кто-то при нем сказал однажды:

"Это само собою разумеется". Иван Матвеич пришел в негодование и часто потом приводил эту фразу как пример бессмыслицы и нелепости русского языка. "Что такое есть: само собою разумеется? - спрашивал он по-русски, напирая на каждый слог.- А почему же не с простотою: разумеется? и зачем: само собою?!")

Иван Матвеич, однако, не прогнал г. Ратча, даже не лишил его места. Но мой вотчим сдержал слово: он мне этого не забыл.

Я начинала замечать перемену в 'Иване Матвеиче. Он стал грустить,